Свадьбы не будет, светлый!. Анна Солейн

Даркмор!

      Вот только… кажется, это будет не так-то просто: в академии мне так ни разу и не удалось вывести Лайтвуда из себя.

      Я покрепче сжала отцовский волос.

      Я не ослышалась? Этот светлый сказал, что ждет – я стану покорной и нежной женой?

      Заявление столь возмутительное, что сбило меня с толку.

      Может, у него лихорадка? Или он перебрал с вином для причастия, когда в последний раз заходил в храм Триединого?

      На нем все-таки порча?..

      Это бы многое объяснило.

      Пока я приходила в себя от услышанного, матушка уже успела оттеснить меня от Лайтвуда и протянуть ему руку для поцелуя.

      Перестав буравить меня взглядом, Лайтвуд коснулся губами тыльной стороны маминой ладони. Лицо его снова приобрело благочестивое выражение, положенное светлым.

      – Вы смертоносно обворожительны, леди Даркмор, – сказал он.

      Я подозрительно прищурилась.

      Да что за игру он затеял?!

      И – ну допустим, моя мама и вправду смертоносна и в целом обворожительна – привороты всегда были ее сильной стороной наравне с манипуляциями.

      А я что, не обворожительна? И не смертоносна? Нет, конечно, я пока не успела совершить свое первое убийство (ритуальные – не в счет, к тому же там речь шла о курицах) и в магии приворота была не сильна, но все же…

      Темный на месте Лайтвуда бы соврал.

      Стало обидно.

      Но моих довольных родителей, кажется, происходящее ничуть не смущало. А я никак не могла понять, что происходит.

      Я знала, что когда-то у Лайтвуда была жена, но она умерла, кажется, много лет назад, оставив ему троих детей.

      Второй раз он зачем сует голову в петлю брачных уз? Лавры Синей Бороды покоя не дают? Так выбрал бы светлую! Они на роли жертв лучше годятся.

      Или думает, что ему детей рожу? Вот уж нет. Ни один светлый ко мне не притронется!

      Тем более Лайтвуд, из-за которого моя мечта быть исключенной с позором из АТаС так и осталась мечтой. Я не люблю людей, которых не могу вывести из себя. Они меня пугают.

      – Благодарю, лорд Лайтвуд. Как вы галантны.

      Мама заалела щеками и томно улыбнулась. Незаметно повела плечами, чтобы привлечь внимание Лайтвуда к декольте ее черного приталенного платья.

      В приворотах, как и в манипуляциях, маме не было равных, так что время от времени наш дом осаждали влюбленные мужчины разной степени привлекательности, поющие баллады разной степени качества и приносящие подарки разной степени ценности.

      Отец метал в поклонников мамы ножи, когда у него было хорошее настроение, и файерболы – когда плохое.

      Мама говорила, на этом держится их брак. Отец на каменной стене кабинета мрачно царапал ножом палочку за каждого павшего поклонника и зачеркивал их пачками по четыре. Стена подходила к концу.

      Подарки рачительный Ренфилд пускал в дело: вино – в кладовую, украшения – в ломбард, буженину – на стол.

      А что? Мы ведь темные. Моральные терзания – что-то для светлых.

      – Большая честь, лорд Лайтвуд, – вклинился отец.

      Когда с церемониалом, который можно было назвать