Скорми его сердце лесу. Дара Богинска

мечтать.

      Мы пошли дальше. Вишневые деревья благоухали и поскрипывали черными ветвями над головами, под подошвами звонко стучали камни. Между нами повисла тишина, такая грустная, тягучая, созерцательная. Я поглядывала на Сина, откровенно любуясь блеском его необыкновенных золотых ресниц, воинской выправкой. Ему невероятно шло темное хаори[3] стражника с гербом столицы – серебряным драконом – на рукавах. Мне, в моем узком платье, приходилось часто переставлять ноги, чтобы поспевать за его шагом.

      – Твой отец еще не вернулся? – спросил Син, хотя это я должна была увлечь его беседой. Словоплетение было женским ремеслом.

      – Нет. Должен со дня на день, но все еще нет.

      – Его Императорское Величие отправил твоего отца к своему брату, верно?

      – Да, в провинцию Енота, на север. Ты… бывал там?

      – Нет, – Син качнул головой. – Моя мать из провинции Змеи. Я вырос там.

      – В самом деле? Я думала, чтобы стать императорским гвардейцем, надо родиться в столице.

      На угловатой челюсти кота едва заметными белыми пятнами обозначились желваки. Словоплетение явно было не моим ремеслом, что ж.

      – Мой отец чистокровный ханъё из столицы, потому и стал капитаном стражи. А маму не впустили в город, потому что она ёкай.

      По плечам у меня пробежали мурашки. Против воли я уставилась на его кошачьи уши на макушке. Ёкай! Обитатель страшных сказок – его мама?!

      Мне стало стыдно, что я залезла куда не надо, и в то же время интересно.

      – Отец подделал документы, чтобы меня взяли на службу, – сделал еще одно признание ханъё.

      Меня тронуло его доверие.

      Про обращенных, ёкаев, ходило множество слухов. О процессе изменения своего тела на тело ханъё или обратно известно было очень мало. Про это знали только шаманы. И не такие, как папа, а лесные, дикие, те, что творили кошмарные ритуалы и над чьими домами почти наверняка висели черепа и предупреждение: «Не входить».

      Говорят, ёкаи не способны контролировать себя и обречены сходить с ума. Даже после смерти они не находят себе покой и становятся рейки – духами, что способны лишь на месть и причинение страданий.

      Говорят, что за перевоплощение ёкаи платят страшную цену.

      Говорят даже, что ёкаи теряют не только человеческий вид, но и способность говорить. И, в отличие от ханъё, что с возрастом способны прятать от глаз зевак уши с хвостом, не могут скрыть свою природу.

      Я очень хотела спросить про все это у Сина, потому что папа никогда мне об этом не рассказывал. Но это было бы невежливо.

      – И где сейчас… твоя мама?

      Син пожал плечами и отвернулся, всматриваясь во тьму вишневых деревьев. Его уши поникли.

      – Не знаю. В последний раз я видел ее в шесть. Она отправила меня в столицу, а когда я вернулся домой спустя годы, ее там уже не было.

      Новое знание не испугало меня. Даже наоборот, вокруг Сина будто появилась новая аура ранимости, скрываемой за улыбкой. Мы шли по тропинке, и для меня с каждым шагом он, казалось, становился

3

Хаори – японский жакет прямого покроя без пуговиц, надеваемый поверх кимоно или с хакама.