Его другая. Элла Савицкая

Армении и ждёт, когда ты, переспав с половиной женского населения прискочишь к ней и станешь верным?

      Давид резко хватает меня за локоть и дёргает на себя.

      – А это не твоё дело!

      – Конечно, куда уж мне? Все эти ваши странные традиции моим крошечным умом не понять. Жениться на той, кого даже не любишь! Потому что, если бы ты её любил, не спал бы здесь с каждой второй, – почти выкрикиваю.

      – Оля, не лезь куда не просят!

      Карие глаза темнеют, а на суровом лице вздуваются желваки. Ощутимая ярость, исходящая от него стеной, врезается в меня, но вместо того, чтобы испугаться я выдергиваю свою руку, и сама уже сокращаю между нами расстояние настолько, что и миллиметра не остаётся. Моя грудь упирается в его напряженную, каменную. Хочется снова толкнуть его за то, что ни черта не понимает. Не видит, как я смотрю на него, как жду, когда перестанет ненавидеть. Я чёрт возьми даже не понимаю откуда у него это ужасное отношение ко мне, ведь, когда мы только познакомились было всё нормально, а потом его как подменили. В один день просто взял и начал смотреть, как на букашку под ногами.

      – А то что? – спрашиваю, не разрывая зрительного контакта. – Что ты мне сделаешь?

      Давид стискивает челюсти, и кажется, вот-вот и схватит меня. Взгляд чёрных, как сама ночь глаз обжигает, оставляет ожоги на коже. Он опускает его на мои губы, и я вижу, как ещё сильнее искривляются его собственные. Ну да, ведь мои накрашены такой ненавистной ему красной помадой.

      Ответить Давид не успевает. Внизу хлопает дверь, и посреди тишины слышится голос Лусинэ – матери Мариам. Давид застывает, а я холодею. На спине выступает ледяной пот. Почему она дома? Должна же была прийти только через час, сама говорила, когда собиралась за покупками.

      По лицу Давида пробегает тень. В черных глазах яркой вспышкой горит «Я убью тебя», а я только и могу думать, что о подруге. Её мать – страшная женщина. Ей ничего не стоит, как закрыть дочь на неделю дома, если она хотя бы в чём-то провинится. А виной в её понимании является даже опоздание на десять минут с танцевального кружка.

      Разворачиваюсь, хватаю сумку, и с тарабанящим сердцем, бегу вниз. Едва не падаю с лестницы, но вовремя хватаюсь за поручень. Пробегаю мимо зала, в котором болтают Демьян с Сашей, а уже на подходе к кухне различаю полный тихой ярости голос.

      – Это что такое?

      – Мам, я же не сильно, – оправдывается Мариам дрожащим голосом.

      Чёрт, чёрт. Резко торможу около кухни и несколько раз быстро вдыхаю и выдыхаю.

      – Добрый день, – заходить стараюсь спокойно, чтобы не показать, что бежала.

      Лусинэ стоит напротив Мариам и разглядывает её также, как Давид всего несколько минут назад. Услышав меня, поворачивает в мою сторону голову и прибивает взглядом к месту.

      – Это ты её накрасила?

      – Да. Вы не ругайте пожалуйста Мариам. Я просто на курсы пошла и мне нужно было потренироваться, – выпаливаю первое, что пришло на ум, – на манекене неудобно. Все же на живом человеке совсем другое дело. Кожа, ресницы…

      Тонкие женские губы складываются