Его другая. Элла Савицкая

для губ. Сама не могу оторвать от неё взгляда, довольная тем, что в результате получилось.

      – Просто непривычно с подведенными глазами. Как думаешь, ему понравится? – спрашивает подруга и стремительно краснеет.

      – Ты ему нравишься и без макияжа, Мари, – успокаиваю её. – А я просто подчеркнула твои и без того выразительные черты лица.

      – Не подумает, что я выгляжу развратно? – испуганные глаза находят меня в отражении, а я только шире улыбаюсь.

      Нашлась развратница. С её внешними данными можно было бы покорять модельный бизнес. Привлекательное невинное личико, длинные ноги и стройная фигура – она просто идеальна. Но несмотря на все свои достоинства, Мари самая правильная из всех моих знакомых, и самая послушная. Дело в её родителях и слишком консервативном воспитании. С такой семьёй, как у неё, сложно быть другой.

      – Нет. Демьян знает, что ты и разврат это два противоположных слова, которые даже в одном предложении ставить вместе нельзя.

      Я тяну за резинку, распуская её тяжёлые гладкие волосы и расправляю их пальцами.

      – Всё, можно идти покорять.

      Мариам встаёт, взволнованно одергивая подол бесформенной футболки, которую она носит дома при гостях, так как обтягивающие майки и топы ей строго запрещены.

      Щеки красные, глаза блестят, выдавая волнение. Глупая моя.

      Она безумно влюблена в лучшего друга её старшего брата, и хоть и твердит, что вместе им не быть, а все же очень хочет ему нравиться. И я её понимаю. Как никто, наверное.

      Набравшись смелости, Мари направляется в сторону двери, в которую как раз в этот момент раздаётся стук.

      – Мари, парни проголодались, может накроешь нам чего перекусить? – в дверном проёме показывается Давид, и теперь уже зачем-то одергиваю юбку я.

      Нервно пробегаюсь ладонями по волосам, машинально приглаживая их.

      Парню хватает всего мгновения, чтобы поймать в фокус лицо своей младшей сестры. Широкие брови сходятся к переносице, а взгляд становится более цепким.

      Мы с ней синхронно замираем.

      Сейчас начнётся…

      Хоть я едва ли тронула её лицо косметикой, а все же не заметить изменений невозможно. Мари никогда прежде не красилась.

      Давид резко шагает вперёд и берет сестру за подбородок.

      Стискивает зубы, прежде, чем перевести давящий взгляд на меня.

      – Это ты сделала? – выплевывает пренебрежительно.

      – Да. Ей идёт, правда? – стараюсь сгладить ситуацию и мягко улыбаюсь.

      – Не идёт, – отрезает Давид, – сестра, смой быстро эту грязь. Не хватало, чтобы тебя мать увидела. Она же тебя в порошок сотрёт.

      Глаза подруги стремительно наполняются слезами, но я не даю ей испортить то, над чем мы так кропотливо трудились. Тяну её за руку на себя.

      – Твоя мама придёт только через час. Успеешь как минимум накрыть на стол.

      И осуществить свое заветное желание – показаться Демьяну. Этого я не договариваю, но она меня понимает и без слов.

      Кивнув, быстро ретируется из спальни, боясь вероятно, чтобы рассерженный брат сам не пошёл смывать с неё косметику, и тем самым оставляя меня с ним наедине.

      А вот это уже плохо…

      – Ты что о себе возомнила? – гневно цедит он сквозь зубы.

      – Так нельзя обращаться с людьми, как вы, Давид, – вскидываю подбородок, намеренно не демонстрируя как его тон на самом деле на меня действует. – Это твоя сестра. И ничего страшного я не сделала. Всего лишь подвела глаза подводкой и тушью.

      – Мариам не красится. Эти привычки выставлять себя на показ оставь себе, – делает шаг в мою сторону, а я инстинктивно отступаю назад.

      Комната довольно маленькая, а когда в ней находится Давид и вовсе дышать нечем становится.

      – Я не выставляю себя напоказ!

      – Да что ты? Губы свои постоянно красишь красным, чтобы заметили.

      Чтобы ты заметил, дурак…

      Давид шагает ещё ближе, а у меня неконтролируемо сбивается пульс, разгоняя кровь по венам.

      – Вообще не понимаю, что Мариам в тебе нашла, – давит он, – Вы такие разные. Она домашняя девочка, а ты… ты же как стрекоза, Оля. То тут, то там.

      – Это плохо? – упираюсь бедрами в стол, когда он максимально сокращает между нами расстояние.

      В лёгкие уже токсинами проник его запах и травит меня, но я этого не показываю. Никогда не показываю, что Давид для меня значит больше, чем может показаться. Что его открытая беспричинная неприязнь ранит меня.

      – А что хорошего? Живёшь без проблем. Своими крошечными мозгами не в состоянии подумать, что Мариам достанется из-за твоего желания сделать её похожей на тебя. Наша семья не такая как твоя, Оля. Это тебе позволено шляться вечерами непонятно где и с кем.

      Обида вспышкой боли растекается в грудной клетке, и я со всей силы сжимаю кулаки.

      – Я не шляюсь нигде.

      – Ну да. А позовчера