Домашний арест или Новый папа по соседству. Олли Серж

это? – Не спешу я повиноваться.

      – Пей, тебе говорю, – рычит мужчина и всовывает мне в руку стакан.

      Я делаю глоток и чувствую, как на мгновение от градуса напитка перехватывает дыхание.

      – Это что? – Шепчу.

      – Лекарство в твоём случае, – хмыкает сосед и кивает на кухню. – Пошли, расскажешь, что стряслось. Давно не видел, чтобы бабу так колотило.

      Глава 8. Правильный чай

      Иван

      Надю разматывает от ста грамм конька как сопливую школьницу. Неужели такие ещё бывают?

      Клацая зубами по краю стакана, она рассказывает мне какой-то несусветный бред, что если не поставит дочке елку и не купит кухню, то Вера захочет жить с отцом. А у неё, кроме дочери никого. Совсем. И что, на самом деле, Надя выходила замуж за Шольца, потому что повелась на эту самую иллюзию большой, полной семьи.

      – У меня и дедушка, и бабушка были, – всхлипывает, – и мама. Я хотела, чтобы у моих детей было так же.

      – Эй, эй, ну ты чего… – глажу я молодую, ещё три дня назад незнакомую женщину, позволяя рыдать на своём плече. – Все ещё у тебя будет. Каждый день люди пачками разводятся. И вот что тебе скажу. Я мужиков много видел, которые потом жалели. А вот бабу – ни одну.

      – Да я не жалею, – всхлипывает Надежда. – Просто больно. От несостоявшегося будущего что ли…

      Мои пальцы скользят по нежной, девичьей коже, по шелковым волосам и… чувствуют, что под махровой тканью на соседке сейчас нет абсолютно никакого белья.

      Надо сказать, что оставаться в сложившейся ситуации бесполым мне становится крайне сложно. Потому что Надя пахнет так… что у меня отключается голова. Хочется прям сдернуть с неё пушистый халатик и пока она такая вся взорванная, нежная, беззащитная, красивая со своими распухшими от слез губами… взять на столе.

      – Погоди, кипятка в заварник подолью, – хриплю, на всякий случай освобождаясь из женского плена.

      Ааа! Плохо дело… Подлостью попахивает.

      Аронов, тебя разве раньше это парило?

      Нет… Но там и женщины были другой масти. Знали, на что шли. А тут крольчиха испуганная. Ей Богу!

      И ощущение в этой квартире у меня странное, сентиментальное. Будто мама зудит над ухом со своей моралью. Вычитывает, что уважать женщину нужно всегда, даже если она проститутка. Что я несу ответственность за свои решения дважды: когда принимаю, и когда на меня смотрит сестра…

      Мда… Несмотря на все свои успехи, мать и сестру я разочаровал. И словно подтверждая мои мысли, кипяток бьется о раскрывшиеся листья заварки и выплескивается мне на руку.

      – Ааа… – рычу, – ммм… мать твою!

      – Что случилось? – Оборачивается Надежда, вытирая слёзы. – О… – видит мою руку и начинает суетится. – Сейчас, у меня пантенол есть.

      – Да ну, ерунда, – пытаюсь я сопротивляться ее заботе. Даже лучше так.

      Но соседка упорно заливает мне руку пеной.

      И чтобы хоть как-то остановить происходящую истерию, я делаю то, чего на самом деле делать не должен, но безумно хочу.

      Обхватываю лицо Нади двумя