Опадание листьев. Валерий Михайлов

промозглого ветра (противная штука осень) и направился к Алексу. Идти было как раз одну сигарету.

      – Закрыто, – буркнул Алекс, когда я вломился в пустой бар.

      – Глаза оторви от задницы.

      – А, Ник! Давненько тебя не было видно.

      – Я был на водах. Говорят, помогает от больной совести.

      – Тогда рюмочку за счет заведения?

      – Вот теперь я вижу, что попал к старому доброму Алексу.

      – Пожалуй, я с тобой тоже выпью, – Алекс налил две рюмки, – За тебя.

      – Извините, от вас можно позвонить? – от этого голоса меня как будто током шибануло.

      – Мама!

      Я готов был поклясться чем угодно, что это была Элизабет. Она ничуть не изменилась, хотя прошло более двадцати лет. Все те же двадцать с чем-то на вид, тот же огонь в глазах. Она была в черном, и этот цвет был ей не столько к лицу (ей все было бы к лицу), сколько гармонировал с ее внутренним содержанием.

      – Оригинальный способ знакомиться в баре. Так можно я позвоню?

      – Конечно, мэм, – Алекс поставил телефон на стойку.

      – Налейте нам с остряком чего-нибудь, – сказала она, и, слегка подумав, добавила, – и себе тоже.

      – Алло, Марта? Я скоро буду… Да… Как обычно, – сказала она невидимому собеседнику.

      – Ну и кто у нас здесь шутит? – спросила она, глядя мне в глаза своими черными глазищами, от которых я опьянел сильней, чем от водки.

      – Ник.

      – Прелестное имя. Можешь звать меня Элизабет. Пойдем?

      И я пошел вслед за ней, как ручной песик за своей хозяйкой, ни о чем не спрашивая. У меня даже в мыслях не было сказать ей нет. Отныне любое ее слово было для меня законом.

      – Садись.

      У нее был шикарный «Роллс-ройс». Я сел в машину и провалился в небытие.

      – …правда, он прелесть? Чем-то на тебя похож.

      Я включился уже в уютной просторной комнате с высоким потолком. Она была точь-в-точь, как женские спальни в мыльных операх, а сериалов на своем курорте я насмотрелся, будь здоров. Мы сидели на огромной кровати. Элизабет держала на руках упитанного бутуса, который довольно агукал и смеялся. Пожалуй, я выключился только для себя самого.

      – Нравится?

      – Симпатичный, – сказал я, слегка покривив душой. – Не люблю детей, но их мамочкам об этом не скажешь.

      – Держи, – она дала мне ребенка на руки.

      – Ну, привет, – с детьми я теряюсь сильнее, чем монах в постели со шлюхой.

      – Да ты никогда детей не держал!

      – Держал пару раз.

      – А свои?

      – Не мой стиль.

      – А что в твоем стиле?

      – Еще не знаю.

      – Ты пока поиграй с ним, а я пойду распоряжусь насчет ужина. Хорошо?

      Когда она оставила нас одних, во мне проснулось какое-то странное чувство, которое дремало все эти годы среди моих инстинктов. Я вдруг почувствовал связь с этим довольно хрюкающим у меня на руках существом, мне захотелось стать с ним одним целым, чтобы он превратился в меня,