Опадание листьев. Валерий Михайлов

не закончили. Отрекаешься ли ты ради меня от бога, дьявола и Мира?

      – Отрекаюсь.

      – Поцелуй подол моего платья. Один раз!

      – Отдаешь ли ты мне тело, разум и душу? Отдаешь ли ты мне всего себя?

      – Да, госпожа.

      – Поцелуй мои туфли.

      Эрни упал к ее ногам. Он был счастлив, словно религиозный фанатик, к которому бог снизошел с небес.

      – А теперь иди и возьми меня! – Элизабет скинула платье.

      Эрни готов был умереть от счастья. Обладать богиней! Пусть одно мгновение, пусть после этого он превратится в ничто!

      – Еще, еще, еще… – стонала Элизабет, вонзая свои острые, как кинжалы и твердые, как сталь ногти в его спину, – еще…

      Сладкая волна вселенского счастья родилась внизу живота Эрни, прошла вдоль позвоночника и разорвала неземным светом весь Мир, а в это время зубы Элизабет вгрызались в его горло, чтобы вместе с семенем забрать жизнь.

      Выпив всю его кровь, Элизабет высвободилась из-под бездыханного тела, и принялась поедать мясо, ловко орудуя ножом. Она съела все до последнего кусочка, оставив только кишки, волосы, кожу и кости, после чего позвонила прислуге.

      – Ванна готова, госпожа, – сообщила, войдя, служанка.

      – Хорошо, Маргарет. Убери здесь и приготовь мне что-нибудь надеть.

      2

      Знаю, что это невозможно, но я помню, как рождался на свет, помню все до мельчайших подробностей, помню как бы со стороны, словно я находился в этот момент рядом или смотрел на экран монитора. Помню, как выглядела моя мать, помню ее имя – Элизабет, помню, как на третий день своего существования я остался один. Мать сбежала из родильного отделения. О моем отце вообще не было никаких сведений.

      Меня хотели отправить в приют для таких же, как я никому не нужных младенцев, но буквально в последний момент объявились мои далекие родственники и забрали меня к себе. Надо заметить, что родители относились ко мне хорошо, чего я вряд ли могу сказать о моем братце, который, скорее всего, почувствовал себя обделенным при моем появлении в доме, и всячески старался испортить мне жизнь под видом воспитания и заботы.

      Когда мне было лет пять, у меня появилась младшая сестренка, которая круглосуточно орала, словно ее резали. Старший братец к тому времени отвоевал себе право на отдельную комнату, я же с ума сходил от детского крика. Я не мог больше терпеть, и однажды подарил сестренке новые мамины пуговицы: яркие, перламутровые, как раз помещающиеся у нее во рту, куда она тащила все, что попадалось ей под руку. Она принялась вертеть их в руках, что-то радостно агукая, а потом затихла. Когда хватились родители…

      Потом стало совсем плохо. Отец от нас ушел, мать запила, братец пропадал неизвестно где, а когда возвращался домой, начинал «учить меня драться», срывая на мне плохое настроение. К тому времени у него уже были серьезные проблемы. Став постарше, он подсел на иглу, и начал все тащить из дома, что не успевала пропивать мать. Единственным моим другом был маленький бездомный щенок, которого я подобрал на улице.

      Однажды,