В закрытом гарнизоне-2. Валерий Николаевич Ковалев

section>

      С легким паром

      Удобно устроившись в кресле вахтенного и забросив ноги на направляющую балку, я с интересом читаю «Караван PQ-17» Пикуля. Второй час ночи, на лодке тишина и убаюкивающее гудение дросселей люминесцентных ламп.

      Внезапно у кормовой переборки раздается резкий зуммер отсечного телефона, я встаю, и направляюсь туда.

      – Не спишь? – раздается в трубке загробный голос Витьки Допиро. – Пошли на дебаркадер, помоемся.

      – Идет, – говорю я, и вщелкиваю ее в штатив.

      Помыться стоит, тем более что мы готовимся к очередному выходу в море и целыми днями принимаем на борт различное оборудование, приборы, расходные материалы и продукты.

      К тому же я подвахтенный, а рядом с лодкой, у причала, пришвартован заводской дебаркадер с отличными душевыми для гражданских спецов.

      Достав из бортовой шкатулки у торпедных аппаратов казенное полотенце, мочалку, шампунь и мыло, я сую все в защитную сумку от противогаза, набрасываю ее на плечо и спускаюсь на нижнюю палубу.

      Во втором отсеке, у пульта химического контроля, работают две молоденьких малярши, а рядом пританцовывает и скалит белые зубы, сменивший меня, вахтенный носовых отсеков, Славка Гордеев. Помимо обхода отсеков, в ночное время мы обеспечиваем все огнеопасные работы, которые ведутся на лодке.

      – Видал? – подмигивает мне Славка и вожделенно пялится на обтянутый комбинезоном, пышный зад одной из девиц.

      Я ухмыляюсь, молча показываю ему большой палец и ныряю в люк третьего.

      Там меня уже поджидает Допиро, с такой же сумкой.

      Мы взбегаем по звенящему трапу в центральный пост, где в окружении светящихся датчиков и мнемосхем скучает вахтенный офицер, и просим разрешение подняться наверх.

      – Давайте, – значительно кивает тот головой, и мы исчезаем в шахте люка.

      Наверху россыпи звезд, начался отлив и пахнет морем.

      Сойдя по узкому обводу на трап, мы минуем караульную будку, с стоящей у нее «вохрой», с наганом в кобуре, и ступаем на широкий, заасфальтированный причал.

      Несмотря на глубокую ночь, завод работает. В огромных, высящихся вдали цехах, мерцают вспышки сварки, слышны звон металла, грохот пневмомолотков и урчанье электрокаров. Родина укрепляет свой ядерный щит.

      Миновав стоящую позади нас в ремонте лодку, мы подходим к ярко освещенной коробке дебаркадера. На нем расположены всевозможные мастерские и подсобки, в числе которых шикарная душевая для заводских рабочих.

      Отдраив нужную нам дверь, мы спускаемся вниз и попадаем в обширную раздевалку. В ней, в ярком свете плафонов, белые шкафчики у переборки, мягкие маты на палубе и низкие длинные скамейки по периметру. Из-за неплотно прикрытой двери душевой, слышен шум воды, неясные голоса и выбиваются клубы пара.

      – Во, кто-то уже моется, – говорит Витька, и мы раздеваемся.

      Потом я тяну на себя тяжелую дверь, мы переступаем высокий комингс, и обширная душевая оглашается пронзительным визгом.

      Там, в молочном тумане, мелькают несколько розовых тел, и в нашу сторону летят мочалки.

      – Ух ты-ы! – восхищенно гудит Витька, и тут же получает одной в лоб.

      – Пошли отсюда! – орут из кабинок девицы, стыдливо прикрываясь руками.

      – Да ладно вам, – утирает с лица мыльную пену Витька. – Матрос ребенка не обидит. Ведь так, Валер?

      – Ну да, – отвечаю я, и мы, посмеиваясь, семеним по кафелю в другой конец душевой.

      Соседки, что-то бубнят, потом хихикают и, поддав напоследок пару, по одной выскальзывают за дверь.

      – Хорошо помыться, мальчики! – весело кричит последняя.

      – И вам не хворать, – бубнит Витька, намыливая голову.

      Через полчаса, изрядно напарившись и ополоснувшись напоследок, мы возвращаемся в пустую раздевалку, в изнеможении опускаемся на скамейки.

      – Хорошо, – говорит Витька, тяжело отдуваясь. – А у нас в Сибири, бабы между прочим, с мужиками моются.

      – Иди ты?! – не верю я.

      – Сам иди, – хмыкает приятель. – В деревнях.

      Потом мы обсуждаем забавное приключение, хохочем и направляемся к своим шкафчикам.

      – Твою мать! – выпучивает глаза Допиро. Рукава его робы и штанины, завязаны мокрыми узлами.

      То же самое и с моей.

      – Вот сучки, – шипим мы с Витькой, пытаясь развязать узлы. Но не тут-то было, они затянуты намертво.

      Следующие полчаса, матерясь и действуя зубами, мы все-таки приводим робы в рабочее состояние, напяливаем их на себя и спешим назад.

      – Ну что, как говорят с легким паром, – бормочет Витька, когда, добравшись до каюты, мы заваливаемся в койки.

      – И тебе не хворать, – зеваю я, вслед за чем мы проваливаемся в сон.

      Крепкий и глубокий.

      ДМБ

      Придет