Трясина. Борис Айроевич Саркисов

знать, иначе ты никогда не увидишь своего сыночка.

      Он кивнул Плющу, и оба они также неожиданно исчезли, как и появились!

      Оставшись одна, Зинаида перевела дух. Она понимала, что отказ может закончиться трагической развязкой, а защищать ее от этих подонков некому.

      22

      Тело, усыпленное новым духом, пробуждалось.

      Мидас открыл глаза, уставился в высокий потолок с облезлой штукатуркой. Мысли витали в тумане. Что-то – то ли галлюцинация, то ли сон, то ли мираж – то и дело врывалось в его «я» и заставляло терзаться тем, что оставил на полпути нечто важное, родное. Он слышал, как бьется сердце, разгоняя кровь по всему телу. Глубинное внутреннее зрение подсказывало, что этот магический акт не был сном, а чьей-то настойчивой прихотью.

      Наконец, осознав, что с ним приключилось, он приподнялся на локти и застыл: отворилась дверь и в комнату бесшумно вошел знакомый стареющий человек с накрытым салфеткой подносом – худенький, с блуждающей улыбкой в зарослях седеющей бородки. Из-под густых бровей смотрел на него горячий и твердый взгляд.

      – Здравствуй, Мидас, – услышал он хриплый голос. – Знаю, что ты голоден.

      Неопределенно мотнув головой, Мидас сел на кровати, спустил ноги на пол. Стройный, мускулистый, пышущий силой. Ну, точь-в-точь Рэм, подумал Колымей, те же большие карие глаза, только с другой подсветкой изнутри. В нем могучие силы, и эти силы надо раскрыть…

      –Пей и ешь, – чародей кивнул на поднос. – Тебе необходимо набраться энергии, она тебе очень пригодится. Потом я познакомлю тебя с нашим общим планом.

      Мидас отпил глоток горячей черной жидкости, ощутив приятный аромат, и допил ее до конца.

      – Божественный напиток, – вздохнул он полной грудью, потом ощупал себя, желая еще раз убедиться в реальности происшедшего. – Чувствую – значит живу.

      – Живешь ты в новом качестве уже два дня, – пояснил Колымей. -Почти столько времени мы дали тебе поспать. Лишь двенадцать часов ты бодрствовал, когда добирался сюда.

      – Припоминаю, – задумчиво произнес Мидас. – Это сон притупил мою память. Теперь вижу… Во всех подробностях. Вижу свое бегство… И людей, и город, и лес, и болота…

      Он поежился, слегка содрогнувшись. Его новая плотская оболочка была непривычной, тесноватой для духа. Но он знал, что только в процессе биологической регенерации дух может стать составной частью тела, что этот процесс восстановления всегда сопряжен с неприятными ощущениями.

      – Надеюсь, ты в полном здравии? – спросил Колымей.

      – Благодарю. Физически нормально, но потребуется время, чтобы почувствовать себя полноценным землянином.

      – Землянином, в жилах которого, между прочим, течет моя кровь, -глаза Колымея засветились. – Поэтому мы с тобой ближе, чем с кем-либо другим.

      – Знаю, что я – Мидас, а мое тело принадлежало Рэму. Он умер, а я жив. Знаю, что у него, как у каждого человека, был отец. Это – ты. Но я не твой сын, как бы ты этого не желал. И родина у меня другая – красная планета Гефест, где я был счастлив, свободен и любим.

      – К