Мне тебя обещали. Эльчин Сафарли

моей жизни – она не дождалась. Время пришло, а человека нет. Остались воспоминания, главный ингредиент человеческой судьбы, и ее письма.

      Тетя Эльза часто писала мне. Размашистый, мелкий почерк. Чуть ли не через каждое предложение еврейский мат. Я всегда удивлялся, как виртуозно соединяет тетя язык ученых книг с языком подворотен. Необычны были строки из последнего письма – о том, что мир, который для нас привычен, не более чем оболочка, и здесь на всех одни законы. Мы родились в этом мире, выросли, даже счастливыми бываем. Но еще есть изнанка этого мира, куда попадают с самого детства те, кого оболочка не приняла. И такие люди создают свое пространство, ни на что здесь не похожее. Их часто называют белыми воронами, потому что они продолжают противостоять материальному миру. А мы – сдались. И только пытаемся «держать марку» в своем поражении… Так в точку это было сказано. Я тогда подумал, каким же идиотом был, пытаясь вписаться в окружение, чтобы и у меня был в жизни стандартный набор: друзья, кошелек, отношения, флирт на стороне. И как меня утомляло вечное желание во всем увидеть суть. Прошло.

      Я не знаю, что сказать Водопад. Она почти шепотом поскуливает на том конце провода, мне хочется ее обнять и снова услышать монотонный шум воды – если приложить ухо к ее спине, где-то над легкими, то шумы вполне отчетливы. Поэтому уже много лет для меня она Водопад. И еще везде, где она появляется, гаснут спички, не успев зажечься. Последние пять лет она жила вдали от матери, в бурлящем мегаполисе. У них двоих были общий дом с щедрым садом, верный пекинес Фредик и прогнанные мужья. Дочь повторила судьбу матери.

      «Женщины не виноваты, это мужики окозлились. Надеюсь, не окончательно. Знаешь, вот бытует мнение, что женщина для мужчины должна быть праздником. Ну, вот будет она всегда праздником, а потом – бабах – грипп. Температура – тридцать девять, слипшиеся волосы, потная майка, мешки под глазами и никакое настроение. Далеко не праздник, одним словом. Тогда мужчина что? Или в полном шоке, потому что не знает, что с ней такой делать, или становится жертвой заложенного природой эгоизма, мол, ты мне не нужна такая, вернешься, когда снова будет праздник. С таким партнером как жить? А мы, дурехи, когда выбираем, разрисовываем себе любимых в лучшем виде. Потом сами же страдаем от того, что они так и остались картинками, никак не связанными с реальностью».

      Водопад всегда такая, ее тянет на откровения про «невозможность отношений» после второго бокала вина. Она возмущается, жестикулируя тонкими руками, потом замолкает, вздохнет пару раз, признается: «Они, конечно, подлецы, но я все равно люблю мужчин. И до сих пор верю. Я дура?» Я смотрю на нее не менее пьяным взглядом, вспоминаю наши институтские годы и говорю: «Ты – хорошая. Ты – водопад». «Твои» люди остаются с тобой, как бы ты ни ныл, каким бы ором ни орал, как бы ни пропадал. Они просто есть, они рады тебе открыть дверь, протянуть руки, разделить бутерброд.

      Тишину в трубке я прерываю решительным: «Держись. Я вылечу ближайшим рейсом, на который найду билет».