Радость моя. Светлана Владимировна Романова

отлично, я радовалась и была веселой. Пока Лёня не начинал интимных игр. В этот момент я зажималась и ждала, когда это закончится. При этом тело и небольшой сексуальный опыт подсказывали, что в отношениях нельзя терпеть, а надо получать наслаждение. Но наслаждение было под строгим запретом.

      Срок размещения в профилактории истек, и мы вернулись по домам: я – в общагу, Лёня – в Мытищи. Затем навалилась зачетная неделя, зимняя сессия, и снова жизнь разметала нас на безопасное расстояние. На каникулы я уехала домой, где каждый день ходила утром в лес на лыжах, а после обеда читала запоем книгу за книгой. Папа был рядом, но в то же время далеко. Он был лишь тенью того отца, которого я знала раньше. Склянкин звонил пару раз, приглашая вернуться в общагу и проводить свободное время в Москве, и почти уже уговорил, но тут я заболела и приехала в соплях лишь к началу семестра.

      Всю зиму наша связь продолжала быть в полузамороженном состоянии. Я училась, общалась и веселилась, и всё время рядом был Лёня. Вроде бы и были у нас отношения, мы иногда целовались на прощание, но мороз и холод не помогали длительным и мокрым лобзаниям, поэтому Склянкин меня не мучил.

      Вокруг нас воздух звенел от любви, происходила мощная турбуленция взаимных интересов, образовывались новые пары и иногда распадались казавшиеся прочными прежние. Расстались Володя с Ольгой, казавшиеся единым целым в течение года, и никто их не осудил. «Значит, и мой страх не обоснован? Может быть, и мне нужно расстаться с Лёней?»

      Но оказалось, что страх был гораздо глубже. Я не столько боялась остаться без пары, сколько пугалась остаться наедине с собой. Я подавляла все чувства: и недовыстраданное горе, и раздражение, и даже удовольствие. Запрет на удовольствия был самым сильным, почти сакральным.

      В голову были вбиты чужие правила, и я думала о чем угодно, но только не о себе. Если бы отбросила весь мусор, каким были забиты мозги, и задала главный вопрос: «А хочу ли я Лёню Склянкина?», ответила бы: «Нет! Нет! Нет!» Но тогда я не ценила себя и отталкивала интуицию, залипнув, как муха в паутине, в самообмане. Но главное, я и не знала, что такое – хотеть мужчину. Все чаще казалось, что люблю его. Или не люблю? И не знала сама.

      Я оказалась на распутье. В глубине души хотела бы создать семью – такую, какая была у родителей, чтобы рядом был надежный защитник, с которым я бы выстроила дом и почувствовала себя в безопасности. Замужество казалось всё более привлекательным выходом из сложившейся ситуации, из одиночества. Муж даст опору, будет заботиться и защищать, да и секс будет разрешен. Секс, впрочем, казался неважным. Главное, что у меня будет семья. Одна и на всю жизнь. Прекрасная концепция. Но единственный ее минус – это спорный кандидат на роль жениха. Я и отдавала себе отчет, что Лёня на эту роль не тянет, и бросить его не могла.

      «Может, он не так уж и плох? Верный, больше года за мной бегает, хотя и держу его в „строгом ошейнике“. Значит, все-таки любит», – решила я. «Ну, от добра добра не ищут. Буду и я его любить. И