По зову памяти былой. Solar Abyss

ты делаешь у могилы… – тут он осёкся, поглядывая на надгробие, с которого на него смотрела до боли знакомая пожилая женщина. Взгляд опустился ниже, на имя – Лорелай Уэнделл.

      – Она доброй женщиной была, пусть и странной, и мама моя с ней дружила, вот и ухаживаю за могилой, пока её сына нет в городе. Да и Джереон к ней привязался, пока помогал. Сейчас, когда он умер, сюда некому приходить.

      – В последнее время в моей жизни стало слишком много Уэнделлов, – художник устало приложил ладонь ко лбу, – Боже, Боже, откуда вы все лезете? – Анхель, осмелев, усмехнулся.

      – Ну, матушка была куда приятнее, чем сынок, – Хант отвесил Эдвину приглашающий жест рукой, – Посиди со мной. Я хочу потом ещё к своей маме зайти.

      – Какой она была, эта Лора Уэнделл? Джереон с таким теплом писал о ней в своём дневнике.

      – Насколько ты и сам знаешь, тётушка Лора слыла городской сумасшедшей. Говорят, она чем-то болела, вроде, даже как-то лежала в психиатрической лечебнице, оттого и вела себя странно. Одинокая по жизни женщина, никого не было: выросла в детском доме, и друзей не заводила, пока не познакомилась с моей мамой. А так долгое время лишь две вещи радовали её – антикварная лавка да игрушки, что она продавала. Иной раз появится в городе с вереницей воздушных шариков, да и задаром отдаёт. Ты ведь помнишь эту лавку, да? Туда никто не заходил особо, зато вывеска всегда внимание привлекала. А потом как- то связалась Лорелай с мужчиной, красивым, моложе её лет на пять-десять, недурным таким. И, стало быть, некоторое время жили они вместе, а потом разошлись так же быстро, как и когда-то начали встречаться. Ей к тому моменту лет сорок пять точно было. Корбла она поздно родила, но детей безумно любила, а потому очень его ждала и души не чаяла. Он для неё последней радостью в жизни стал. А два года назад Лора заболела тяжело: сил не было, разум помутился, да ещё и парализовало полностью, вот как отца моего сейчас. Сына ждала очень, а тот и приезжать стал чаще. То с ней сидит, то с Джереоном водится. Жаль мне её, – по веснушчатым румяным щекам покатились слёзы, – Она хорошей была, отзывчивой и доброй. Ни на кого обид не держала, как бы над ней не смеялись, понимаешь? А тут… Болезнь победила, и она угасла так быстро. Ужасная участь: моргнуть не успеешь, как тебя уже вперёд ногами выносят, измученного предсмертной агонией. Джер после её смерти был сам не свой: Лора ему бабушку заменила, как родного принимала.

      – Так вот почему он за ней ухаживал, – тихонько прошептал Эдвин, – А Корбл что? Неужели не мог на совсем приехать, раз мать больна?

      – Кто ж его знает… Ты скажи мне вот что: удалось узнать что-то ещё?

      – Почти ничего: никаких зацепок, кроме этого доктора. Думаю позвонить и попасть к нему на приём, посмотреть, что он из себя представляет. И ещё кое- что: Каиса подбросила мне записку, пока я говорил с Хеди. Если верить ей, то ключи от ящика Джереона сейчас находятся у Корбла.

      – Каиса знает, где они? Но почему она ничего не сказала самой Хеди? Хотя… Знаешь, она очень близка с Корблом, и, я так подозреваю,