По зову памяти былой. Solar Abyss

и передавал другу. Сколько же всяких неказистых и невероятно смешных животных получалось в итоге! Им бы позавидовало любое мифическое существо вроде химеры или грифона. Эдвин никогда не выбрасывал эти рисунки, и сейчас был благодарен себе за это.

      Такие приступы ностальгии превращали унылые серые дни в нечто иное, что трудно поддаётся объяснению, но скажем лишь, что на душе у господина Долоре становилось немногим легче. Решение, которое он столь долго откладывал, таки получило реализацию. В один из вечеров, когда ливень разбушевался не на шутку, Эдвин отправился к Хеди, прихватив свой стройный чёрный зонт на старинный манер. Путь его проходил через тёмные улицы, где фонари горели – в лучшем случае – через один. То, как выглядели капли в безжизненном белом свете, казалось ему довольно красивым. В асфальтных дырах грязные дождевые озерца отражали столбы, тонкие косые деревья и очертания домов. Неизменным атрибутом Тихейских улиц становился собачий лай, сопровождавший господина Долоре на протяжении всей дороги. Дом четы Твайс находился рядом с вагонным депо и железной дорогой, а посему в любое время громыхали поезда и громкий женский голос диспетчера неизменно повторял об их прибытии и отбытии, путях и платформах. Вот, к слову, и он – ничем не отличающийся от остальных построек этого района. Небольшое двухэтажное строение, напоминавшее больше барак (коим и задумывался для первых поселенцев с последующей перестройкой в нормальное жилище), с печным отоплением и отсутствием водопровода, окружённое стройными сараями из отсыревшей со временем древесины. Косой старый забор, охраняющий заросший огород с будкой, откуда в обычное время высовывается любопытная собачья морда. Четыре крыльца, четыре двери в старенькие квартирки. Веранда, новенькая железная дверь. Эдвин стоял на пороге.

      Хеди впустила его быстро, непривычно женственная и домашняя, но в неизменной бесформенной клетчатой рубашке, делавшей её плечи на вид ещё шире. На шее болтался цветастый фартук, испачканный в муке, и Хеди выглядела в нём на удивление мило. Круглое лицо с едва проглядывающимися скулами краснело, видимо, от жара духовки. Длинная русая чёлка заколота невидимками, открывая взору посторонних пирсинг на брови. К слову, именно многочисленные проколы становились изюминкой во внешности миссис Твайс: началось всё с пятнадцати лет, когда захотелось проколоть нос. Сейчас же металлические изделия украшали нос, левую бровь, уши и участок под губой. На налысо выбритых висках женщина набила тату, как у героя из её любимого сериала. Таков был её протест в сторону деспотичной и жестокой семьи, в которой она выросла.

      Детство и юность бедняжки Хеди сложно назвать счастливым. Отец её был алкоголиком, не менее запойным, чем Ув. Работал он на железной дороге и вроде даже занимал неплохую должность, был большим любителем охоты, рыбалки и распития крепких спиртных напитков. Эдвин помнит его смутно: невероятно толстый, вечно красный и ужасно грубый мужчина с отвратительным