Замороженный. Ева Василькова

давай.

      С тех пор, как мне было двенадцать, кое-что изменилось. Я открыл секрет идеального броска – надо просто поймать «дзен». После того как я научился правильно настраиваться, всё стало казаться легко: главное, не торопиться, всего пара секунд концентрации.

      Я смотрю на корзину. Вокруг больше ничего. Два из трёх.

      – Морозов, блин!

      Держусь, чтобы не рассмеяться. Жду, когда друг принесёт мне мяч. Три из трёх.

      – Чёрт! – орёт Семён. – Это грабёж! Мне теперь почку придётся продать из-за тебя. Ты мухлевал. Не может быть, ты никогда не мог забить столько раз!

      Я смеюсь так сильно, что чуть не падаю с ветки.

      – Я сотворил монстра, – вздыхает друг, наблюдая, как я доедаю мороженое.

      – Всё детство издевался надо мной, теперь плати, – усмехаюсь я.

      – «Издевался», скажешь тоже.

      – А как это называется? Помнишь, как ты раскручивал меня на карусели, пока меня не затошнит, а потом я должен был бросать мяч?

      – Да я восхищался тобой! Ты был моим героем. Я не мог выдумать ничего, с чем бы ты не справился.

      – Покатаемся ещё сегодня на великах? – предлагаю я.

      – Конечно, – кивает Семён.

      Мы бесцельно колесим по городу до самого вечера. Напоследок заезжаем на пристань, в самый её конец. Здесь тихо и никого нет, только пришвартованные лодки, из-за которых нас почти не видно с берега. Я бросаю велосипед на асфальт, Семён аккуратно ставит свой рядом.

      – Боишься поцарапать свою ласточку? – подшучиваю я над ним.

      – Да, боюсь, – говорит друг. – Я, между прочим, половину летней зарплаты на неё потратил.

      Мы садимся на край пристани. Бетон основания крошится от времени и покрыт зелёным слоем водорослей, а в трещинах асфальта давно поселился мох. Город отсюда выглядит каким-то совсем другим, незнакомым, как будто смотришь на него со стороны.

      – Не понимаю, зачем тебе понадобился такой дорогой велосипед, – говорю я. – Мой вон едет ничуть не хуже, и не надо за него переживать.

      – Давай ты не будешь называть своё ведро велосипедом в присутствии моей ласточки? – смеётся друг.

      Я ложусь на спину, подкладывая руки под голову:

      – Хороший получился день.

      – И правда, – подтверждает Семён. – Я скучал по этому.

      – Я тоже.

      – Ну теперь сможем чаще видеться. Хорошо, что Вика оказалась стервой.

      Я молчу, разглядывая медленно проплывающие над нами облака.

      – Извини, – говорит Сёма. – Зря я опять об этом вспомнил.

      – Знаешь, что мне папа сегодня сказал?

      – Хм… Что-то типа: «У тебя ещё фигня, а вот мне пришлось с твоей матерью разводиться и квартиру делить»?

      – Ну почти, – усмехаюсь я. – Думаешь, я тоже в итоге останусь один, как он?

      – Глупости. Одиночество не передаётся по наследству, – говорит друг.

      – В этом я не уверен. И знаешь, чего я не могу понять? Зачем Вике надо было делать всё именно так? Могла же просто прийти, сказать: «Ваня, давай расстанемся. Мне нравится другой парень». И разошлись бы спокойно без всей этой