О дивный новый мир. Олдос Леонард Хаксли

Но для непривычного уха факты исторического прошлого в большинстве своем звучат как небылица.

      И он сообщил им поразительную вещь. В течение долгих столетий до Эры Форда и даже потом еще на протяжении нескольких поколений эротические игры детей считались чем-то ненормальным (взрыв смеха) и, мало того, аморальным («Да что вы!») и были поэтому под строгим запретом.

      Студенты слушали изумленно и недоверчиво. Неужели бедным малышам не позволяли забавляться? Да как же так?

      – Даже подросткам не позволяли, – продолжал Директор, – даже юношам, как вы…

      – Быть того не может!

      – И они, за исключением гомосексуализма и самоуслаждения, практикуемых украдкой и урывками, не имели ровно ничего.

      – Ни-че-го?

      – Да, в большинстве случаев ничего – до двадцатилетнего возраста.

      – Двадцатилетнего? – хором ахнули студенты, не веря своим ушам.

      – Двадцатилетнего, а то и дольше. Я ведь говорил вам, что историческая правда прозвучит как небылица.

      – И к чему ж это вело? – спросили студенты. – Что же получалось в результате?

      – Результаты были ужасающие, – неожиданно вступил в разговор звучный бас.

      Они оглянулись. Сбоку стоял незнакомый черноволосый человек среднего роста – горбоносый, с сочными красными губами, с глазами очень проницательными и темными.

      – Ужасающие, – повторил он.

      Директор, присевший было на одну из каучуково-стальных скамей, удобно размещенных там и сям по парку, вскочил при виде незнакомца и ринулся к нему, широко распахнув руки, скаля все свои зубы, шумно ликуя.

      – Главноуправитель! Какая радостная неожиданность! Представьте себе, юноши, – сам Главноуправитель, его фордейшество Мустафа Монд!*

      Во всех четырех тысячах залов и комнат Центра четыре тысячи электрических часов одновременно пробили четыре. Зазвучали из репродукторов бесплотные голоса:

      – Главная дневная смена кончена. Заступает вторая дневная. Главная дневная смена…

      В лифте, поднимаясь к раздевальням, Генри Фостер и помощник Главного предопределителя подчеркнуто повернулись спиной к Бернарду Марксу*, специалисту из отдела психологии, – отстранились от человечка со скверной репутацией.

      Глухой рокот и гул машин по-прежнему колебал вишнево-сумрачную тишь Эмбрионария. Смены могут приходить и уходить, одно лицо волчаночного цвета сменяться другим; но величаво и безостановочно ползут вперед конвейерные ленты, груженные будущими людьми.

      Линайна Краун упругим шагом пошла к выходу.

      Его фордейшество Мустафа Монд! Глаза дружно приветствующих студентов чуть не выскакивали из орбит. Мустафа Монд! Постоянный Главноуправитель Западной Европы! Один из десяти Главноуправителей мира. Один из десяти – а запросто сел на скамью рядом с Директором и посидит, побудет с ними, побеседует… да, да, они услышат слова из фордейших уст. Считай, из самих уст Господних.

      Двое детишек, бурых от загара, как вареные креветки, явились из зарослей,