О дивный новый мир. Олдос Леонард Хаксли

студент и смолк – в безмолвном восхищении.

      Пауза; откашлявшись, Директор заговорил опять:

      – В давние времена, еще до успения Господа нашего Форда, жил-был мальчик по имени Рувим Рабинович. Родители Рувима говорили по-польски. – Директор приостановился. – Полагаю, вам известно, что такое «польский»?

      – Это язык, мертвый язык.

      – Как и французский, и как немецкий, – поспешил другой студент выказать свои познания.

      – А «родители»? – вопросил Директор. Неловкое молчание. Иные из студентов покраснели. Они еще не научились проводить существенное, но зачастую весьма тонкое различие между непристойностями и строго научной терминологией. Наконец один набрался храбрости и поднял руку.

      – Люди были раньше… – Он замялся; щеки его залила краска. – Были, значит, живородящими.

      – Совершенно верно. – Директор одобрительно кивнул.

      – И когда у них дети раскупоривались…

      – Рождались, – поправил Директор.

      – Тогда, значит, они становились родителями – то есть не дети, конечно, а те, у кого… – Бедный юноша смутился окончательно.

      – Короче, – резюмировал Директор, – родителями назывались отец и мать.

      Гулко упали (трах! тарах!) в сконфуженную тишину эти ругательства, а в данном случае – научные термины.

      – Мать, – повторил Директор громко, закрепляя термин, и, откинувшись в кресле, веско сказал: – Факты это неприятные, согласен. Но большинство исторических фактов принадлежит к разряду неприятных. Однако вернемся к Рувиму. Как-то вечером отец и мать (трах! тарах!) забыли выключить в комнате у Рувима радиоприемник. А вы должны помнить, что тогда, в эпоху грубого живородящего размножения, детей растили их родители, а не государственные воспитательные центры.

      Мальчик спал, а в это время неожиданно в эфире зазвучала передача из Лондона; и на следующее утро, к изумлению его отца и матери (те из юнцов, что посмелей, отважились поднять глаза, перемигнуться, ухмыльнуться), проснувшийся Рувимчик слово в слово повторил переданную по радио длинную беседу Джорджа Бернарда Шоу. («Это старинный писатель-чудак – один из весьма немногих литераторов, чьим произведениям было позволено дойти до нас»*.) По преданию, довольно достоверному, в тот вечер темой беседы была его, Шоу, гениальность. Рувимовы отец и мать (перемигивание, тайные смешки) ни слова, конечно, не поняли и, вообразив, что их ребенок сошел с ума, позвали врача. К счастью, тот понимал по-английски, распознал текст вчерашней радиобеседы, уразумел важность случившегося и послал сообщение в медицинский журнал.

      – Так открыли принцип гипнопедии, то есть обучения во сне. – Директор сделал внушительную паузу.

      Открыть-то открыли; но много, много еще лет минуло, прежде чем нашли этому принципу полезное применение.

      – Происшествие с Рувимом случилось всего лишь через двадцать три года после того, как Господь наш Форд выпустил на автомобильный рынок первую модель Т*. – При сих словах Директор