Цепи Скорпиона. Олег Паршев

с ними отужинать. Тем, что «Жива послала».

      И всё было прекрасно, лишь домовой, присевший чуть в стороне, обиженно ворчал:

      – Какой я им барабаш? Нашли барабаша…

      – 8 —

      Небесный свет медленно угасал. По лесу лениво, как бы задумчиво, растекался сумрак, мягкими лапками нежно обнимая всё, что окрест: деревья и травы, зверей и птиц, всё, до чего мог дотянуться. Побаивался он лезть только в кидающийся искрами костёр, вокруг которого расположились люди.

      Девочка спала. Златка, Огнен и Святополк дремали. Лишь домовой, сидя поодаль, всё что-то недовольно ворчал себе под нос.

      – Ладно, – не выдержал князь.– Рассказывай. А то выглядишь, как клоп в постный день.

      – Да, что рассказывать? – отозвался Черномазик. – Обозвали «барабашем», а я им, вроде, ничего плохого не сделал. Ещё б: суседко сказали…

      – А барабаш, это кто? Я тоже не знаю, – сдержав смешок, прошептал молодой витязь.

      – Это домовик такой сиволапый, что по хуторам живёт. А мы, домовые – крови благородной! Понял?

      – Всё понял, не шипи, – сказал Святополк.– Не то я тебя точно, по совету Стережного, воспитывать начну. Да и разбудишь всех… А на них обижаться нечего. Они и сами не из столбовых. Откуда им знать?

      – Уже молчу, – с готовностью кивнул головой Черномазик, и не сильно, наверное, обиженный, а, скорее всего, только лишь желавший услышать утешения князя.– Уговорил. Ты вот что, вельможный… Извини, шучу, я хотел сказать, хозяин… ложись-ка спать, а я постерегу. Но, уговор: не встревай завтра ни в какие свары. А? Дай хоть днём выспаться.

      Святополк усмехнулся, покачал головой, потом потрепал домового по косматой макушке и лёг.

      – 9 —

      Но и в эту ночь Святополку поспать не удалось.

      – Вставай, хозяин, вставай! – толкал его Черномазик.– Совсем худо!

      – Да, что?

      – Смотри.

      И Святополк увидел. В двух шагах от него высилась фигура какой-то твари, которой, видимо, только костёр мешал подобраться поближе и кинуться на спящих.

      – Раздувай огонь! – закричал сын Ратибора, и, выхватив из огня тлеющую палку, швырнул её в зверя. Но то оказался вовсе не зверь.

      – Карам! Это Карам! Упырь! – вопил домовой.– Стрелка! Стрелка Стережного!

      Но человек и нечисть уже схватились. Витязь широкими взмахами меча гнал вурдалака прочь от проснувшихся, сжавшихся в ужасе доростольцев, а тот отмахивался жёсткими крыльями, утыканными шипами. Но назначение крыльев этим не исчерпывалось. Внезапно взлетев, нечистый изогнулся и ударил молодого князя копытом. Отбиться-то Святополк успел, но всё одно – нежданно вышло, а оттого покатился воин кубарем, а Карам бросился сверху. Клыки потянулись к горлу упавшего витязя, но здесь кто-то тонким хриплым голоском возопил: «Роц и свобода!».

      Маленький мохнатый комок отделился от дерева и, отчаянно вереща, спикировал Караму на спину. Упырь встрепенулся, зарычал, но домовой не промедлил и с размаха всадил серебряную стрелку ему в загривок. Заревел нечитый,