Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике. Владимир Симиндей

подтвердил необходимость рассматривать вопросы безопасности в более широком составе участников, а также укреплять двустороннюю договорно-правовую базу. 20 марта 1934 г. СССР предложил прибалтийским странам продлить действие договоров о ненападении от 1932 г., которые выразили на это согласие и 4 апреля пролонгировали их сроком на 10 лет.

      Тем временем Варшава укрепляла секретные контакты с Латвией и Эстонией по разведывательному взаимодействию в ущерб интересам СССР. Вот, например, как этот сюжет отражен в одном польском издании, посвященном юбилею генконсульства этой страны в Санкт-Петербурге: «Ленинград как самый крупный советский порт и большой железнодорожный узел, а прежде всего место размещения военного гарнизона и крупный промышленный центр, был чрезвычайно интересен как для польской, так и для других иностранных разведок, а также порты в Архангельске, Мурманске и другие не менее важные объекты на территории консульского округа. Разведывательную деятельность поддерживал посланник Речи Посполитой в Москве Юлиуш Лукашевич (инструкция Лукашевича от 12 октября 1933 г. выдана консулу РП в Ленинграде [Збигневу Белине-Пражмовски-Крынски, 1.08.1933–15.10.1934]), который советовал также сотрудничать с консульствами прибалтийских стран».[81]

      Весной-летом 1934 г. проходили советско-французские переговоры о широкомасштабной программе коллективной безопасности, на которых обсуждалась идея заключения Восточного пакта («Восточного Локарно») с участием СССР, Германии, Чехословакии, Польши, Финляндии, Литвы, Латвии и Эстонии, а также Франции в качестве гаранта. Германия, Польша, а вслед за ними прибалтийские страны, так или иначе, отвергли эту инициативу. Отказалось от роли гаранта в данном формате и правительство Франции.

      Значительно меньшую щепетильность в отношении своего суверенитета прибалтийские столицы проявляли, добиваясь гарантий безопасности от Великобритании, которую считали своим главным военным союзником. В ответ на все дипломатические заходы латышей, литовцев и эстонцев Лондон выражал «индифферентность», что позволило, например, послу Латвии в Британии К. Зариньшу прийти к выводу: Туманный Альбион до сих пор заинтересован в существовании Латвии и остальных стран Балтии, но не настолько, чтобы защищать их с оружием в руках. Латвийский историк А. Зунда, посвятивший монографию двусторонним отношениям с этой страной, отмечает: «Вместе с тем Латвия в середине и второй половине 30-х гг. все еще надеялась на возможности экономического и политического сближения с Великобританией. Многократные визиты [главы МИД] В. Мунтерса в Лондон и его прием на самом высоком у ровне, а также переговоры с английскими руководителями и их туманные обещания заботиться о мире и стабильности в рамках Устава Лиги Наций сохраняли какие-то надежды. Однако никаких конкретных действий с британской стороны не последовало. Наоборот, в рассматриваемый период Англия всеми силами стремилась добиться соглашения с Германией. Модели такого соглашения неоспоримо затрагивали все восточноевропейские

81

Koziczyński J., Kunkite M. Kartki z historii: Polska misja dyplomatyczna nad Nevą. 1926–1989 = Страницы истории: Польская дипломатическая миссия на Неве. 1926–1989. Warszawa, 2007. С. 39.