Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике. Владимир Симиндей

потерями убитыми, ранеными и пленными. Это порождало брожение в умах, причудливую смесь национализма и восприимчивости к леворадикальной пропаганде, усилившейся после падения монархии в феврале 1917 г. Поползли злонамеренные слухи о том, что русское командование якобы специально создает условия для уничтожения латышских солдат под орудийным и пулеметным огнем немцев.[62] На этом фоне экзальтированная героизация в латышской печати и общественном мнении исключительно латышских стрелков привела к замалчиванию подвигов русских солдат.[63] В результате мало кто из латышских обывателей в январе 1917 г. знал, что, например, вместе с 1-м Усть-Двинским и 7-м Бауским латышскими стрелковыми полками своей атакой у озера Бабите прославились в кровопролитных «рождественских боях» (23 декабря 1916 г. – 2 января 1917 г.) 11-й пехотный Псковский и 56-й пехотный Житомирский полки. Это стало истоком мифа о том, что смело сражались только латышские стрелки.

      Злонамеренные слухи времен Великой войны и горькие оценки историков переплелись в современной мифологии, которую представляют латвийским школьникам: «Кровавые бои продолжались, немецкое наступление было задержано, но Елгава и Курземе остались в руках немцев. Потери латышских стрелков – около 2 тыс. убитыми и 7 тыс. ранеными – были бессмысленны. Многие считали, что верховное командование русской армии сознательно стремилось уничтожить латышские полки. Хотя сознательное предательство не было доказано, возмущение латышских стрелков было обоснованным. Оно также имело большое значение в последующих событиях».[64] Другие латышские авторы внушают школьникам: «Осенью 1915 г. немецкая армия быстро продвигалась вперед на рижском направлении. Русская армия не боролась с полной отдачей, так как была апатичной; генералы не хотели и не могли вдохновить солдат на борьбу. Противника они считали превосходящим, а землю, за которую следовало бороться, чужой для себя».[65]

      Стираются в Латвии из памяти и места захоронений русских воинов, их подвигов при защите большого Отечества. Так, латышский историк Я. Лисманис в своей фундаментальной книге, посвященной мемориализации мест боев и захоронений воинов на территории Латвии в период с 1915 по 1920 г., дает описания и ссылки на 252 захоронения солдат Российской армии разных национальностей, отмечая при этом, что «большая часть из них не сохранилась до нашего времени».[66] Однако латвийский краевед А. Ржавин приводит данные о том, что ранее таких захоронений существовало около 500, включая единичные и расположенные на немецких кладбищах. Подготовленный его стараниями мартиролог «Список захоронений воинов Российской армии, погибших во Вторую Отечественную войну (1.8.1914–3.3.1918) на территории Курляндской, Лифляндской и Витебской губерний Российской империи (с 1.9.1917 Российской республики)» доступен в электронном виде.[67] Общая численность воинов Российской армии, захороненных на территории Латвии, точно не известна, тогда как немцы подсчитали количество

62

Balodis A. Latvijas un latviešu tautas vēsture. Rīga: Kabata, 1991. 165. lpp.

63

См.: Гайворонский К. С. Рождественские бои как пример удачной «исторической приватизации» // Россия и Великая война: опыт и перспективы осмысления роли Первой мировой войны в России и за рубежом. Материалы международной конференции. Москва, 8 декабря 2010 г. М.: Изд-во Московского университета, 2011. С. 47–54.

64

Баумерт И., Курлович Г., Томашунс А. Указ. соч. C. 57.

65

Goldmane S., Klišāne J., Kļaviņa A., Misāne I., Straube L. Vēsture pamatskolai. Latvija 20. gadsimtā. Mācību grāmata. Rīga: Zvaigzne ABC, 2006. 26. lpp.

66

Lismanis J. 1915–1920 kauju un kritušo karavīru piemiņai: Pirmā pasaules kara un Latvijas Atbrīvošanas cīņu piemiņas vietas / Jānis Lismanis; priekšv. aut. Eižens Upmanis. Rīga: N. I. M.S., 1999.

67

Русское Общество в Латвии: интернет-сайт. URL: http://voin.russkie.org.lv/2ov_bkm.php.