В годину смут и перемен. Часть 2. Зазеркалье русской революции. Андрей Иванович Ипатов

о свадьбе меж ними еще не было, но были признания в симпатии и верности в любви, были некие абстрактные совместные мечтания вслух о том, что хорошо бы, если в семье родится много дитяток… А еще было бы славно, если бы некоторые из них потом не только выучились доить коров и возить навоз, но и имели бы склонности к разным ученым наукам, как про то справедливо говорили Ваньке ранее Николай Васильевич Верещагин и Иван Андреевич Милютин. И не только бы им выучиться таким простым наукам, как агрономия, ветеринария или учительское дело, но еще и сложным разным там математикам, а тогда уж с таким багажом знаний поедут те их лучшие дети жить и работать в большие города инженерами, врачами, а может, и профессорами. Вот такие были, казалось бы, несбыточные мечтания у двух осиротевших провинциальных малограмотных, но вполне самостоятельных по жизни двадцатилетних молодых фантазеров.

      __________________________________________

      – Барин наш приехал! Наконец-то! Ну, Прошка, гад, держись – будет с тебя нонче спрос за плутовство хозяйское! – Наталка в этот момент мыла голову старику Ломову, окна и двери от пришедшей недавно знойной жары были распахнуты, и потому радостные возгласы дворни были прекрасно ей слышны. «Что еще за барин такой? Неужто сам Павел вернулся из Европы? Не может быть, они бы на то знали, написал бы он в письме, упредил! Может, управляющий и знал, да не выдал? Действительно, гад тогда паршивый…»

      – Что эти дряни там раскудахтались?! – услышала она из-под полотенца скрипучий недовольный голос умытого и гладко выбритого старого хозяина. Наталку вдруг разозлили эти надменные слова, и она крепко прижала своими руками полотенце к лицу барина, словно хотела его тем навсегда заставить замолчать. Старик от такого отпора сразу же заткнулся и решил дождаться конца экзекуции, когда бы он уже смог наораться во все горло.

      Действительно, через некоторое время в дом дворовые стали вносить сумки путешественника, после чего резко запахло дорогим парфюмом и от самого явившегося как снег на голову Павла Ломова. Не обратив никакого внимания на Наталку, сын помещика бросился обниматься с отцом. Притом последний, кажется, не сильно понимал, кто и за что его так яростно лобызает. Но сопротивления не проявлял – Наталка уже приучила старика, что при наличии некоего физического воздействия на фрагменты его тела тому лучше не трепыхаться. Наконец через несколько минут лобызаний и причитаний Павла до старшего Ломова дошло, кто же это теперь приехал, и по его щекам потянулись скупые слезы, тело старика задрожало от переполнивших эмоций, но вместо голоса послышались только нечленораздельные хрипы и стоны.

      Так у старика, чье здоровье и до того вызывало много опасений, случился инсульт – кровоизлияние в мозг.

      Потом была истинная суматоха – посылали за наблюдавшим старика земским врачом. Врач только развел руками: «Теперь все в руках божьих», – потому сын послал снова в город за дорогим врачом-немцем, но и тот мало чем