Авиатор: назад в СССР 12. Михаил Дорин

мне не нравится начало разговора.

      – Анатолий Ростиславович, в нашем с вами разговоре я высказал свою позицию. Менять, не намерен.

      – Не понимаю вас, – покачал головой Белкин и отклонился назад.

      Они так разговаривают, будто меня здесь нет.

      – Могу узнать, в чём суть вашего разговора? – спросил я.

      – Сергей, не думай, что я тебя в чём-то обвиняю. Нам необходимо знать, была ли возможность избежать пожара на борту, – ответил мне Анатолий Ростиславович.

      Выходит, что официально я в аварии не виноват. Федотов с этим согласен. Но генеральный конструктор в моей невиновности сомневается.

      Белкин прекрасно знает технические возможности МиГ-29. И он лично давал добро на изменение в программе пилотирования. Он знает все последствия возгорания. Как я должен был его избежать? Нет у меня способностей пророка.

      – Так у нас ничего не получится, Анатолий Ростиславович, – недовольным тоном сказал Федотов.

      – Васильевич, не начинай. Что нам до причины, указанной в материалах расследования? Мы самолёт потеряли, – попытался его успокоить Белкин.

      – А могли бы ещё и лётчика. Я уже не говорю про разрушения на земле, – добавил Александр Васильевич.

      Федотов не выглядел добродушным и интеллигентным. Он был на взводе, и всем видом показывал мне, чтобы я не лез в разговор.

      – Я у тебя, Сергей, хочу спросить. Ты считаешь, что сделал всё для недопущения аварии? – повернулся ко мне генеральный конструктор.

      Так и знал! Он меня обвиняет в аварии! Такими возмущёнными глазами смотрит только прокурор на обвиняемого.

      – Предпосылок к отмене полёта не было. Машина работала все дни без нареканий, – ответил я.

      – Тогда почему произошла авария? – не успокаивался Белкин.

      Федотов недовольно зыркнул на меня. Ну уж нет! Кричать не буду, но в обиду себя не дам.

      – Анатолий Ростиславович, мы с вами на самом острие авиационной науки. Оно тонкое и порой с него можно соскользнуть. Вот и в случае с МиГ-29М столкнулись с проблемами технического плана. Не нужно отрицать очевидное. У меня, как и у Меницкого несколько лет назад произошёл тот же отказ. Но, так уж вышло, что все проблемы замыкаются на лётчике.

      Белкин был недоволен, что я решил с ним дискутировать. Наверняка думал, что я стану оправдываться.

      – И ты с ним согласен? – повернулся он к Федотову.

      – Да, Ростиславович.

      Генеральный конструктор достал трубку и стал засыпать в неё табак. Делал он это тщательно с очень суровым видом.

      – Мы проигрываем, мужики, – тихо сказал Белкин, задумчиво посмотрев на нас.

      – Это лишь один самолёт, который мы потеряли на виду у начальства. Беда большая, но не смертельная. Наши идеи ещё нужны…

      – Нет, Васильевич. В Министерстве и у военных начинает складываться не лучшая оценка нашей деятельности. Ещё один подобный провал, и мы можем лишиться последних сторонников, – перебил Федотова генеральный конструктор.

      Белкин походил рядом со столом и протянул мне лист телеграммы. В ней говорилось про испытания