Грешник. Сьерра Симоне

и доставляет мне удовольствие. Не могу перестать думать о ней, когда возвращаюсь в свой пентхаус и убираю посуду, которую Эйден оставил в раковине. Не могу перестать думать о ней, когда принимаю душ и засыпаю, а затем на следующий день, когда иду в офис и когда забираю маму из больницы. И на следующий день после этого.

      И особенно не могу отделаться от мыслей о ней, когда сижу в процедурной и читаю для мамы вслух последний роман саги Уэйкфилда «В объятиях опального герцога».

      – А как насчет моего приданого? Полагаю, для вас оно ничего не значит? – читаю я и тут же продолжаю, подражая голосу опального герцога:

      – Оно ничего не значит с первого дня, как я вас увидел.

      Ну, по крайней мере, мне кажется, что опальный герцог говорил так.

      – И какой же это будет день, ваша светлость? Тот, когда я родилась и мой отец пообещал меня вам в качестве расплаты за свои долги перед вашей семьей? Или тот вечер, когда вы впервые увидели меня уже взрослой женщиной во время моего первого выхода в свет? – спрашиваю я голосом юной Элинор Уэйкфилд и отвечаю снова голосом герцога:

      – Сомневаюсь, что вы поверите мне, если я отвечу, что оба?

      – Он лжет, – вмешивается медсестра онкологического отделения. – До вечеринки у Олмаков он думал о ней только как о дойной корове.

      – Нет, нет, – возражает Эммет из кресла рядом с мамой. Он поправляет одеяло вокруг ее ног и поднимает вверх бледный крючковатый палец, чтобы придать значение своим хриплым словам. – Его чувства по отношению к ней всегда были сложными, потому что он обручен с девушкой, которая была слишком молода, и ему пришлось многие годы ее игнорировать. А потом он потерял все и на той же неделе снова увидел ее…

      – А я думаю, что он всегда любил ее, не принимая в расчет деньги, – перебивает мама, размахивая банкой «Маунтин Дью», – просто до бала у него не возникало желания ее трахнуть.

      – Мам!

      – Что? Это правда.

      – Я знаю, что это правда, но… – обвожу рукой процедурную, где находятся еще около десяти человек маминого возраста или старше. – Мы в общественном месте. И знаешь… – Я понижаю голос до сдержанного шепота: – …Тут пожилые люди.

      – Сынок, я воевал во Вьетнаме, – ворчит Эммет. – Думаешь, я раньше не слышал слова «трахаться»?

      – Оно есть в книге, – добавляет медсестра. – Кажется, герцог даже говорит что-то вроде: «Я хочу трахнуть ее прямо здесь, на балконе, и к черту приданое».

      – Шон, посмотри на меня, – просит мама, и я смотрю на Кэролин Белл. На ее немного широкий рот и ямочки на щеках – точно такие же, как у всех моих братьев и у меня. На гладкие, почти без морщин черты лица, которое кажется почти неземным и необычным из-за отсутствия бровей и ресниц. На шелковый шарф, обернутый вокруг того, что раньше было густыми каштановыми волосами, а теперь представляет собой лишь голую кожу.

      – Да, мама.

      Она наклоняет голову и демонстративно произносит:

      – Трахаться, трахаться, трахаться…

      Я закрываю лицо руками и бормочу в ладони:

      – О