Грешник. Сьерра Симоне

меня не обидишь. – Ее ресницы трепещут, и она кладет ладонь мне на грудь.

      А затем скользит ею вниз по моему животу.

      – Зенни, – рычу я. – Черт.

      Мой член практически разрывает ткань брюк, и мне кажется, что я чувствую каждое прикосновение ее пальцев сквозь все слои одежды, когда ее рука движется все ниже, ниже и ниже…

      – Пожалуйста, – мило бормочет она. И как это получилось, что теперь она стала главной, что весь контроль у нее в руках, а я оказался в ловушке и вяло протестую?

      – Шон, – произносит она таким тоном, как будто уже говорила это себе раньше. Как будто шептала мое имя в подушку, как будто выводила его в блокнотах, как будто представляла, как будет шептать его мне в губы.

      – Шон, – снова говорит она и натыкается тыльной стороной ладони на мой ремень. Все кончено. Мой контроль испаряется в мгновение ока.

      Я тяжело вздыхаю.

      И резко притягиваю ее для страстного обжигающего поцелуя.

      VI

      Как только ее губы касаются моих, я растворяюсь. В себе, в ней, в любом воспоминании о том, что правильно, что верно или необходимо.

      Экстаз. Вот как называется, когда святые испытывают духовную эйфорию, а я не святой, уж в этом-то я, мать твою, уверен. Но это… Это экстаз. Тихий всхлип, который срывается с ее губ, когда я скольжу рукой по ее пояснице и прижимаю к себе. Неуверенное касание ее языка моих губ. Ее чистый, сладкий вкус, аромат роз на ее коже, шелковая покорность ее нежного рта под моим.

      То, как доверчиво ее руки обвиваются вокруг моей шеи.

      И едва различимый стон, который она издает, когда я полностью завладеваю ее ртом – языком, зубами, губами – в неистовом поцелуе. Затем поворачиваюсь так, чтобы она оказалась прижата спиной к плите, в ловушке моих рук и ног, и уступаю плотским желаниям, бушующим во мне. Я вжимаюсь в нее членом, обхватывая ее попку под дешевой тканью сарафана. Прикусываю ее нижнюю губу, заставляя застонать и, подхватив на руки, сажаю на стойку рядом с плитой, а Зенни раздвигает ноги, чтобы дать мне возможность встать между ними, как будто мы делали это тысячу раз раньше.

      Как только наши тела снова соприкасаются, как только моя набухшая эрекция скользит у нее между ног, Зенни ахает с таким очаровательным удивлением, с таким милым изумлением, что мне приходится вцепиться руками в нижний край ее сарафана, чтобы не сделать что-нибудь по-настоящему непристойное, например, коснуться края ее трусиков или просунуть пальцы под резинку и узнать, гладко ли выбрита ее киска или покрыта пушком волос, влажная ли она и скользкая, набух ли ее клитор от возбуждения, нуждаясь в ласках и поцелуях.

      А потом она хватает меня за пиджак и прижимается ко мне бедрами, ища приятного трения. Снова и снова.

      – Зенни, – бормочу ей в губы, краем сознания понимая, что мы зашли слишком далеко от поцелуя, о котором она просила, а также чувствуя, что вот-вот кончу в свои брюки от «Хьюго Босс», если она продолжит в том же духе. Я ощущаю ее жар даже через слои одежды, ее бесстыдные движения намекают на то, что между ног она стала податливой и влажной.

      Проклятье, я хочу