Страсти по Митрофану. Наталия Терентьева

смех, визгливый, как у девчонки. Даром, что усы у первого выросли.

      – Алексей Ефимович…

      – Все, все, Бубенцов! В следующем году отыграешься. Сейчас – фол. Все, пока.

      Почему физик его не любит? Вообще, кажется, его недолюбливают мужчины-учителя. Что физкультурник, хотя Митя отжимается больше всех, бегает быстро, не пропускает физкультуру, не курит в раздевалке в маленькое зарешеченное окошко, что информатики, оба, иронизируют над его аккуратностью и исполнительностью. Может, ему это только кажется, просто симпатия мужчин выражается по-другому? Вот и физик сейчас. Ведь смотрит на него с явной симпатией, а прогоняет. Ждет, наверно, чтобы Митя проявил настойчивость.

      – Алексей Ефимович, я хочу исправить тройку. Я… мне… В общем, мне нужна пятерка в году.

      – Слушай, Бубенцов… – Физик взглянул на дверь, в которую просовывалась голова Тоси. – Торчкова, дверь закрой и подальше от нее отойди!

      – Надо-олго, Алексей Ефи-имович? – засмеялась Тося.

      – Месяца на три, Торчкова! А лучше вообще больше не приходи! А ты, Бубенцов, попробуй себя в чем-нибудь другом. Мить, скажи мне, – физик понизил голос, потому что закрытая было дверь снова стала потихоньку приоткрываться, – тебя что, дома бьют? Ну что тебе так дались эти оценки? Никто в десятом классе уже так не кипишует, ну что ты, а? Унижаешься…

      – Я – не унижаюсь, – твердо ответил Митя. – Просто мне нужна физика.

      – Ясно. Хорошо, в следующем году старайся тогда. Ты куда думаешь поступать?

      – В консерваторию, – не задумываясь, ответил Митя. – Или, если не получится, в Мерзляковку.

      – А это что за зверь? – усмехнулся физик. Да, не напрасно он думал, что мальчик немного не от мира сего. Идет в консерваторию, а так переживает о физике.

      – Это училище при консерватории. Но я думаю, что меня сразу в консерваторию примут. У меня… способности, – скромно добавил Митя. – Батя так говорит.

      – Батя… Да, я, кажется, помню твоего отца. Представительный такой мужчина. Он художник, кажется, да, у тебя?

      – Скульптор, – с гордостью ответил Митя.

      – Хорошо. Ладно, Бубенцов. Если уж так ты рвешься… Даю тебе последний шанс. Переписывай, но прямо сегодня, после восьмого урока приходи.

      – Спасибо, Алексей Ефимович, – сердечно поблагодарил Митя.

      Вот, значит, он умеет с людьми договариваться. Забыл улыбнуться! Он вернулся, улыбнулся, поймал в ответ удивленный взгляд физика. Вышел в коридор, там по-прежнему стояла вся его компания.

      – Ребятки… – начал Митя.

      Артюхин заржал.

      – Митюха, ну ты запарил разговаривать, как дебил! Ч хотел?

      – Ну как там, Мить, а? – Тося подошла к нему близко-близко, прижалась всем тельцем к его боку. Прижалась, провела, не видно для других, ручкой ему по спине, и ниже, погладила ягодицы, бедро, как-то незаметно рука ее соскользнула куда-то совсем в неожиданное, незащищенное, слишком тайное место… Митя вздрогнул, хотел отойти от Тоси, но не смог. Это было и тревожно-приятно, и немного