Тундровая болезнь (сборник). Андрей Неклюдов

цветками – как из цветочного магазина.

      – Кашкарá! – объявляет мне. – Помогает при боли в животе и в коленях.

      – У меня колени не болят, – говорю.

      – Полазишь по горам – заболят. А еще ее в чай можно класть, хотя она немного горьковаста.

      На обеденном привале он ее бросил-таки в чай. В итоге пил этот чай один.

      Перед чаем он, кстати, открыл и умял банку холодной тушенки. Предлагала ему: давай разогреем на костре. Нет.

      – В животе согреется!

      Что ж, грей.

      Когда в конце дня опять спустились к ручью, Гера, словно ищейка, головой туда-сюда покрутил, принюхался и сразу же приметил и выкопал руками (чуть не сказала: лапами) золотой корень. По научному – родиола розовая, ее-то я знаю.

      – Бери, настойку сделаешь, – сует мне грязные растрепанные корневища.

      – Какая настойка?! Я вообще не пью, будет тебе известно.

      – Какая ж ты тогда геолог? – удивляется.

      Что же, все геологи обязательно должны быть пьяницами?

      Пока шли к лагерю, он всё собирал травы и мне показывал – и сахан-дайлю вчерашнюю, и какую-то я́нду с синими цветками, похожими на колокольчики, и каменушку, родственницу черной смородины – паху-учую-ю-ю!

      Когда входили в лагерь, у него из всех карманов, из кармашков рюкзака и даже из ботинка торчали пучки всевозможной растительности. Я не выдержала, расхохоталась. Пошутила (хоть и грубовато):

      – У тебя, Гера, разве что из одного места еще трава не торчит, а так отовсюду!

      В ответ неразборчивое – бу-бу-бу.

      Все это аптечное зелье Гера развесил под сводом палатки-склада, и когда я забиралась в нее за крупой или консервами, за шиворот мне сыпались разные листики и цветочки. Потом я находила их у себя в карманах, в сапогах и даже в спальном мешке.

      4

      Не пойму я этого Геру. В маршрутах в жаркий день парится, даже куртку не расстегнет. Как-то остановились у ручья.

      – Давай, – предлагаю, – освежимся.

      В самом деле: чего мучиться-то?

      Молчит.

      – Ладно, – говорю, – ты – как хочешь, а я немного поплещусь. Отвернись, пожалуйста.

      Отвернулся и просидел болванчиком – в плотной штормовке под солнцем.

      Зато в непогоду бродит по лагерю или сидит у костра босой, в мокрых до колена штанах и курточке, набрякшей от дождя. Вокруг него – туча комаров, с капюшона на штаны падают капли.

      Не понимаю: есть же плащ, сапоги, я сама в плаще до пят, а этот – нет, будет сидеть и мокнуть. Что за человек!

      Однажды не вытерпела, воскликнула в сердцах:

      – Ну что за мужики! Вы, мужики, как дети – не можете о себе позаботиться! Сидишь мокрый, мерзнешь… Ну хоть бы плащ на плечи набросил!

      Тут его точно прижгли:

      – Это вы тут как дети! А мы здесь местные, привыкшие!

      Прямо распирает его оттого, что он такой крутой таежник, сидит мокрый, и ему хоть бы хны, а мы, избалованные цивилизацией горожане,