Нигде и никогда. Алексей Корепанов

Утро придет…

      – Скоро… Слышишь?

      – Да…

      Чуть заметно редеет темнота, и все тише, тише шепот… Словно уходят невидимые, шуршат по земле, и теряют друг друга в душной ночи.

      – Слушай… Слушай…

      Темнота. Ветер стонет.

      – Слушай…

      Все светлее, светлее вокруг. Облегченно вздыхает ночь, послушно тает в трепете рассвета. Рассвет идет, неуверенный, бледный, течет над землей мертвой водой, серой волной катится с неба.

      Тишина, тишина… Серое небо, без звезд, низкое небо, не небо – оболочка из туч, застывших над тихой землей. Стонет ветер над миром, и под стон этот наливаются тучи багровостью – встает над землей невидимое солнце.

      И багровый отсвет тяжело падает на землю, на гладкую остекленевшую землю, и багровой становится бесконечная пустыня. Мертвая, мертвая пустыня.

      Тишина. Несется ветер под багровыми тучами, над багровой землей, огибает безжизненный шар, и зачем-то стремится вперед и вперед, и плачет, и плачет, и плачет…

      Стоят два обломка среди пустыни, два странных обломка, и тихо, неслышно шепчут, и впадают в дневную спячку.

      – Слушай… Слушай… Слу…

      Стоят два обломка в мертвой пустыне, пустыне атомной, тихой и страшной, и будут шептать по ночам о мире, что исчез навсегда, навсегда…

      Навсегда.

1979

      Встреча в лесу Броселианд

      Семь дней и семь ночей прошло после Троицы, и лежал теперь путь назад, в старый замок Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со львом в честном бою. Семь дней и семь ночей мечи звенели, семь дней и семь ночей кони храпели в Камелоте славном, городе Артуровом, семь дней и семь ночей над столами поднимались кубки тяжелые с вином добрым, и лица красавиц улыбками озарялись в свете факельном, и королева Геньевра платком белым махала. Махала платком государыня Геньевра, приветствуя достойнейших из достойных, сильнейших из сильных, отважнейших из отважных. Семь дней и семь ночей веселье шло и турниры рыцарские при дворе короля Артура, и лежал теперь путь назад, долгий путь сквозь угрюмый лес, лес Броселианд, что тенью тяжелой пал на королевство Артурово.

      Дик и мрачен лес Броселиандский, и долог путь в чаще его. Могучие сосны небеса подпирают, высокий кустарник стеною встает неприступной, из зарослей папоротника вздохи доносятся тихие. Доносятся вздохи и шепот слабый, зовущий нехристи лесной, иглы шиповника ранят коней, в гуще боярышника огни мигают бледные – то души усопших маются, ждут не дождутся Судного дня. Торопят день Судный души усопших, с телами соединиться хотят, с телами тех, кто погребен под ковром мшистым, кого упокоил навеки угрюмый лес, лес дикий, лес Броселианд.

      Угрюм лес, безлюден. Крикнет птица в глуши лесной, рев быка дикого из чащи донесется – и вновь тишина, как на дне омута глубокого. Тишина зловещая, зачарованная. Вьется под соснами тропа узкая, маячат вдали, за деревьями, поляны изумрудные, и ведать не ведомо, что там дальше, за поворотом, какая нечисть прячется в глубине жуткой, кто глазами светит, в чащобе затаившись…

      Едут два рыцаря по тропе узкой, извилистой. Медленно, след в след, кони ступают. Блеснет изредка солнечный луч на глади