За туманами Большой реки. Анатолий Ехалов

и хлеб с тоненьким лепестком розового сала, и морковный чай, краткий сон на теплой печи, бабушка с тревожными глазами, и огонек ее избушки в ночи, запомнятся детям на всю оставшуюся жизнь.

      Под сенью берез

      Уже глубокой ночью они вступили в большое село под сень облетающих берез, где стоял их двухэтажный, похожий на ковчег, деревянный приют. Окна его были темны.

      На сердце ворохнулась тревога:

      – Не ждали.

      Но Нина Михайловна решительно постучала в двери.

      – Кто там? – послышался голос. – Сейчас вздую свет. Сейчас.

      – Господи! Сколько вас? Мокрые! Ноги сырущие… Пешком? – немолодая женщина открыла двери.

      – По срочной телеграмме, баба Сима, никто не знал… Надо размещать.

      – Дак ведь кроватей-то нет. Как быть?

      – Будем укладывать по двое на одну. Валетом. В тесноте, да не в обиде.

      Баба Сима собрала верхнюю одежду, обувь и понесла в сушилку.

      – Вот здесь мы и будем жить, друзья, – сказала Нина Михайловна. – Отныне это ваш дом. Укладывайтесь на ночлег. Ложитесь на кровати по двое.

      – Ваня, ты ложись вот к этом мальчику. К Толе Мишеневу.

      …Ночь снова вернулась в комнату мальчиков. Они лежали смиренно, свернувшись калачиками.

      Ночная няня баба Сима спала на тубаретках и слегка похрапывала. По крыше все еще стучал дождь.

      Замерзшие в дороге ребята согрелись в кроватях от тепла обретенных братьев, душевного тепла встречавших их людей.

      Им было покойно и уютно впервые за многие дни тревог и утрат.

      Дождь прошел, звезды сияли торжественно и безмятежно над сельским миром: над уснувшим селом, полями и лесами, неусыпной рекой, над деревянным приютом, где валетом спала надежда страны, и среди них тихо посапывали два будущих поэта России.

      Наверное, люди становятся поэтами во снах, когда летают над ночной родиной.

      Деревянные башмачки

      На следующее утро был объявлен банный день. Здесь он всегда был в воскресенье. Баню, стоявшую за детдомом, начинали топить еще затемно. Старшие ребята носили с реки воду, не мало ее надо было, чтобы помыть более ста человек.

      Часам к двенадцати отправили в баню начальную партию. Вся вновь прибывшая группа шла первой. Пахло дымком березовых дров, вениками и хозяйственным мылом.

      Нянечки, помогавшие детям раздеваться, прятали слезы, глядя на изможденных войной и голодом детей, смиренно сносящих все ее тяготы и довольствовавшихся простыми деревенскими радостями.

      …Ване понравилось в бане. И не жарко, и мыло в глаза не попало, и спину натерли друг другу не до царапин.

      А потом было самое приятное: всем выдали глаженые чистые фланелевые рубахи в клетку разных цветов. А к ним хлопчатобумажные штаны и, о, радость, новые ботинки на деревянной подошве. – Вы уж простите, у государства не было возможности снабдить и армию, и детей кожаной обувью, говорила баба Катя, кастельянша детдома. И детей нисколько не огорчили эти деревянные подошвы.

      Как задорно стучали они – деревянные