Мой любимый чемпион. Анна Каракова

от мужа и взяла микрофон.

      – Друзья! По сценарию, я сейчас должна петь. Но сегодня тот день, когда исполняются мои желания! И поэтому сейчас будет петь моя лучшая подруга! Маруся, давай! Нашу! Коронную!

      Услышав это, мама застыла с открытым ртом и вилкой в руке. Гости захлопали в ожидании сольного номера. Мама в бешенстве прошипела Сашке и Ба:

      – Опять эти ваши дурацкие штучки?

      – Не вредничай! Полина всегда нас выручала! – парировала Саша.

      Мама с немой мольбой посмотрела в сторону молодожёнов, но Полина сделала вид, что не заметила. Какие-то люди уже включили софиты на сцене и налаживали звук. Маме протянули микрофон от караоке. Вокруг хлопали, приглашая её на сцену. Мама растерянно озиралась – как кролик, которого только что вытащили из обувной коробки. Бабушка поставила перед ней рюмку с коньяком.

      – Мам!

      – Что? Это – для вдохновенья!

      Мама замешкалась на секунду: петь – не петь? Пить – не пить? Саша и Ба смотрели на неё с вызовом. Мама махнула рюмку коньяка, взяла микрофон и пошла на сцену. Ба дёрнула Сашу:

      – Сашка, не зевай! Снимаешь?

      Саша включила запись видео в телефоне. Зазвучало вступление.

      Once upon a time there was a tavern

      Where we used to raise a glass or two…

      Как только мама пропела первую фразу, гости перестали жевать. Официанты застыли на месте с подносами с горячими блюдами. Чтобы скрыть навернувшиеся слёзы и не испортить макияж, Полина уставилась в потолок.

      – Если бы эта… Мэри Хопкин… слышала Мусечку, она бы кусала локти от зависти, бедняжка! – прокомментировала Ба.

      У мамы был мягкий бархатный альт. Её голос каким-то странным образом наполнял пространство, вибрируя, проникал в уши и мозг. Саша впервые подумала, что у мамы, наверное, талант: завораживать своим голосом, погружать в него, вести за собой и не фальшивить.

      У кого-то из гостей зазвонил телефон. Все посмотрели на него осуждающе. И наступила абсолютная тишина. Не ватная, равнодушная, а настоящая звенящая, в которой каждый звук приобрёл ценность. Мама почувствовала это. Она распрямилась, расслабилась, перестала сжимать микрофон в руках до белых костяшек. В ней как будто разжалась какая-то пружина, и она дала себе волю.

      Lalala-lah-lala, lalala-lah-lala,

      Those were the days, oh yes, those were the days.

      До этого момента Саша боялась, что мама всё-таки даст петуха, расстроится и им с Ба придётся её утешать. Теперь же она всерьёз опасалась, что мама выскочит из своих туфель и пустится в пляс. А за ней все остальные: гости, официанты, запечённая индейка, шеф-повар с кухни и она с Ба. Саша забыла, какая бывает мама, когда счастлива. Мама и сама об этом забыла.

      …Под аплодисменты и крики «браво!» раскрасневшаяся, сияющая мама спустилась со сцены и пошла к столу. Ей наперерез кинулась Полина.

      – Это было не честно! – издалека упрекнула Полину мама.

      – Но зато как это было прекрасно! Спасибо тебе!

      Не беспокоясь о наряде, причёске и накрашенных глазах, Полина с разбега бросилась маме на шею и обняла её сильно, по-настоящему. Саша тут же увидела, что Полина ничуть не изменилась. Вот