Лавердо. Максим Румянцев-Урманский

обсудить.

      – Ты смеешься, Паша? Даже ты мучаешься тем предательством. Сорок лет! Теперь сам разберись со своей совестью. Сам!

      – Эх, злая ты! А я тебя пожалел тогда. Да, вот еще хотел спросить… про могилу Лавердо. Не знаешь, где она похоронена?

      – Большеохтинское кладбище, Ирбитская дорожка. Метров сто пройти. Там справа. Зачем тебе? Она тут при чем? – теперь пришла очередь Тамары выпучить глаза.

      Знаменов не ответил – поставил стопку, подтер рукой нос и отошел, опрокинув стул.

      Вот так поворот! Еще один скелет сейчас выпадает из древнего шкафа! Умудрился комсорг набросать дров в топку «забытое прошлое». И не только любопытство проснулось – те самые фигуры умолчания как дрожжевая масса – оттаяли и вспучились. Неясная масса, но явно неприятная. Тело, тело шептало, не мозг, а опыт вторил, что это не любопытство жжет, а эти мутные дрожжи – пироги из которых будут ох несладкими.

      Тамара пыталась просчитать, какое отношение Лавердо имеет к той истории с исключением из комсомола? Совсем забытый персонаж. Если бы не экзотическая фамилия, то и не вспомнить, кто такая.

      Падающий стул подхватил Шура Тронский, как будто стоял за спиной, и подсел на то место, откуда вскочил Павел.

* * *

      – Что? – ехидно спросил он, кивнув подбородком в сторону удаляющегося приятеля.

      – Что что? – Тамара ухмыльнулась.

      – Не извинялся, сделал вид, что агнец божий, а ты ему в глотку пару-тройку цитат из Чехова. Так?

      – Ты подслушивал?

      – Ага, попал в десятку! Отлично! Я – пифий, угадываю всё, – Шура весело загоготал. – Подслушивать необязательно. На самом деле – никто в этом бренном мире не меняется с годами. Тем более Пашка. Он уже приставал ко мне с тем же. Рассказывайте, мэм.

      – Что рассказывать?

      – Почему он развалил нашу монолитную компанию? Ведь это же обсуждали. А как весело было! Два года душа пела. И как быстро пролетело!

      – Согласна. Вспоминаем со слезами на глазах. Комета пролетела, махнула на прощанье хвостом – и ага. Утешимся тем, что у других и такого не было! А почему ты считаешь, что Паша виновник?

      – А кто?

      – Вопрос. Ну, ты, например. Был душой компании. А в одночасье сдулся.

      – Я не сдулся – я ушел в себя. Обстоятельства. Сама помнишь, – Шура шмыгнул носом. – Вот об том и…

      – А Паша – нет, не извинялся, – Тамара не дала Шуре закончить фразу. – Хотел получить индульгенцию за то, за ту…

      – Я понял. Как он тебя из комсомола гнал. Вот исток трещин в монолите. Все мы измазались в том дерьме!

      – Не забывается образ с плотиной. Ха. Но почему все измазались? Вроде та заваруха только меня касалась.

      – Ничего себе – только меня! – передразнил Тронский. – С той минуты, как жизнь слилась из верхнего бьефа в нижний, – всех касалось! Всех пятерых. Так ты что? Индульгенцию пожаловала?

      – Не получился разговор. Я его сволочью назвала. Упреждающе. Он ответил только,