Смерть Отморозка. Книга Вторая. Кирилл Шелестов

и принялся делать ему искусственное дыхание: давил обеими руками на сердце, тут же припадал губами к уже посиневшим губам Жана-Франсуа с выступившей на них белой пеной и дышал ему в рот.

      – Давай, Ванюшка, очухивайся! – торопил он по-русски. – Давай же, Сен-Санс, мать твою!

      Жан-Франсуа закашлялся, тихо застонал и открыл глаза.

      – Он жив! – воскликнула Лиз и, рыдая от облегчения, оттолкнув Норова, бросилась на грудь мужа.

      – Я люблю тебя! Люблю! – твердила она, покрывая его багровое, лицо поцелуями.

      Норов откатился в сторону и, перевернувшись на спину, без сил растянулся на полу.

      – Пронесло! – вслух радостно выдохнул он. – Ну надо же! Первый раз в жизни с мужчиной взасос целовался! Тьфу, черт!

      В спальню ворвалась Анна; мимо Жана-Франсуа и Лиз, не замечая их, она метнулась к Норову и упала возле него на колени.

      – Как ты?!

      Он с пола обнял ее и притянул к себе.

      – Разок, наверное, смогу, – пробормотал он ей на ухо. – Если, конечно, подмахнешь…

      – Я… постараюсь! – плача от радости, отозвалась она. – По-шведски, да?

      Он запустил обе руки ей под свитер и добрался до нежной груди.

      – Ну уж нет! Что-что, а давать всегда – только по-русски!

***

      Известие о том, что у Осинкина арестовали сына и он теперь снимается с выборов, мигом разнеслось по городу. На пресс-конференцию в штаб слетелись представители всех средств массовой информации, включая воронье с государственного телевидения. В небольшое помещение для общих совещаний набилось больше полусотни человек; кроме журналистов тут были взволнованные, молчаливые сотрудники штаба и активисты, в смятении примчавшиеся «с полей» узнать правду из первых рук.

      Журналисты сидели на стульях и на полу, штабисты и прочие стояли плотным кольцом в два ряда вдоль стен. Духота была страшная.

      За простым канцелярским столом было приготовлено три стула: для Осинкина, Норова и пресс-секретаря. Когда насупленный, со сжатыми губами Норов вошел в зал, атмосфера была накаленной, все головы повернулись к нему. Норов заметил в первых рядах Ольгу, взволнованную, испуганную, ничего не понимающую, мрачно посмотрел ей в глаза и отвернулся, не поздоровавшись.

      – Пригласи Олега Николаевича, – велел он охраннику. – Скажи, все в сборе.

      Молодая пресс-секретарь, растерянная, как и все в штабе, подскочила к нему.

      – Какой порядок пресс-конференции?

      – Осинкин сделает заявление и ответит на вопросы.

      – И все?

      – И все.

      – Вы будете что-нибудь говорить?

      – Нет.

      Мимо стола, на котором стояла табличка с его именем, он прошел в зал и присоединился к своим подавленным ребятам из штаба. Появился Осинкин и с опущенной головой прошел к столу. Заработали фото – и телекамеры. Лицо Осинкина было пепельным, щетина придавала ему вид запущенный, а седая прядка во вьющихся темных волосах смотрелась трагически. В эту минуту ему сочувствовали даже враги. Ольга, не выдержав, громко вздохнула.

      Осинкин