Люди – они хорошие. Люди – они товарищи. Сергей Обухов

Он охранял ворота непонятных ему, но хороших людей и товарищей. Он давно не видел столько радости в одном месте.

                                            * * *

      Из-за угла аккуратного, двухэтажного дома, построенного в традиционном немецком стиле, вышел Хайнц. В нем еще можно было узнать энергичного, молодого мужчину восьмилетней давности когда-то крепкого телосложения. Только выступили скулы, только поредели волосы, только… Перед собой он толкал одноколесную тележку с лежащей в ней полутораметровой яблоней и лопатой. Хайнц медленно дошел до центра лужайки, окруженной кустами, и стал намечать место посадки дерева. Он хотел, что яблоня располагалась строго по центру и была видна с любого места. Она должна была стать сердцем лужайки, сердцем дома. Хайнц присел на тележку, но сразу встал и принялся копать медленно и монотонно, делая частые паузы и обтирая рукавом обильный пот со лба. С крыльца дома за ним наблюдали его отец, мужчина семидесяти пяти лет с прямой осанкой и крепкими руками, и мать, коротко стриженая женщина семидесяти лет с резкими, правильными чертами лица. Отец и мать переглянулись. Мать что-то сказала отцу и направилась к Хайнцу. Отец резко остановил её. Она заплакала. Отец крепко обнял её. Теперь плакали оба. Хайнц упорно копал и не обращал ни на кого внимания.

                                            * * *

      Колька и Пашка сидели на подоконнике лестничной площадки. Колька рассматривал что-то за окном и теребил пустую пачку сигарет. Пашка тер колено, морщился от боли и пытался отлепить комья грязи от своих джинсов. Иногда он переключал свое внимание на Кольку и внимательно разглядывал его. Колька замечал это, но не подавал виду и старался придать своему лицу более мужественное выражение, для чего вспоминал обелиски нашим войнам, которые он видел в журналах. Колька бросил пачку на пол и соскочил с подоконника. Он устал изображать мужество. Хотелось есть, пить и спать.

      – Слушай, у тебя скоро предки придут? – спросил он командным голосом, – Мне надоело здесь с тобой торчать. Курево закончились. Жрать хочу. Отец опять бить будет, если не заснет. – Колька оживился. – Надо вообще куда-то валить. Вот ты бы куда сбежал от родичей?

      Пашка внимательно смотрел на Кольку и молчал.

      – А, да, чего я спрашиваю. Ты же из этой школы, – раздраженно сказал он, но примирительно добавил, – а на воротах ты хорошо стоял. Офигеть. Мяч прямо все время в тебя попадал. А Картавый тебе специально по коленке ударил. Они же проигрывали. Не дрейф, разберемся.

      Пашка не дрейфил. Он обнулился, как разряженный аккумулятор, после такого физического и эмоционального напряжения, после необходимости столько раз реагировать на свое имя, после стольких ударов мяча, появлявшегося из ниоткуда и улетавшего в никуда. В нем поднималась волна тревоги и страха. Сейчас он хотел попасть в свой мир, где все на своем месте: коробка с пазлами, карандаши в стакане, экран с мультфильмами, бутылка воды в холодильнике, леденцы в вазе, диван с покрывалом в квадратах