Берега и волны. Николай Бойков

Совсем недавно. Вам хочется отомстить ей за шаг к миру?

      – Европа сама способна сохранить мир на своей территории.

      – Как в Югославии?

      – Вы не оттуда, моя птица мира? – он опять попробовал пошутить.

      – Не гадайте.

      – Вы с Украины?

      – Не угадаете. Я из страны, которую разрушил такой же павлин, как и ваш ефрейтор с усиками. Я – русская немка в десятом поколении и горжусь этим, потому что мои предки ходили на русских эскадрах в Америку защитить признание Соединенных штатов. Вы знаете, что Россия остановила блокаду и ускорила признание США?

      – Не знаю такого. Это русские сами придумали.

      – Вам нечем гордиться. Вы – прятались под водой, зарывались в песок, теперь – спрятались здесь.

      – А вы чем гордитесь?

      – Я горжусь, что на поле под Бородино есть могилы с фамилией Миллер. Мой дед был у Врангеля, а его брат – брал Перекоп с красными. Оба – служили родине. Что вы знаете о России? Я – родилась за колючей проволокой, а стала завкафедрой в МГУ. Да, я уехала. Я – беженка в никуда. Зачем я здесь? Почему? Наверно, по той же причине, что и вы: я слишком хотела иметь родину, но испугалась политиков. Вы – такой же, как я, поверьте: возможно – патриот, наверно – глупый. Как извратилась жизнь, когда быть патриотом стало глупо! В этом мы одинаковы. В чем различие? Вы любите войну, потому что её не видели. А я люблю вечер, потому что так долго и радостно жду его целый день. Тихий вечер на веранде, когда пьют чай, смотрят восход луны и поют украинские и русские песни. А теперь там стреляют и мародёрствуют. Любая война – мерзость политиков и разгул подонков.

      – Извините меня, господа и дамы. Мадам права: можно восторгаться военным строем, но нельзя расстрелять вечер. – Боб, кажется, был смущён.

      – Это есть у кого-то из русских поэтов? – заметил пациент в очках.

      – У Маяковского: «Лето и расстрелянный немцами вечер», – уточнила старушка в белом.

      – Почему опять немцами?

      – Не знаю, – старушка развела руками, беспомощно, – но так у Маяковского!

      – Мадам, я должен реабилитироваться. Как мне это сделать? Помогите офицеру в летах. – Боб старался улыбаться, но глаз был прищурен, как на перископе. «Это – хорошая цель», – мелькнула шальная мысль из офицерской молодости.

      – Позовите на помощь вашу маму. Она, наверняка, говорила вам что-то на память.

      – Она говорила, что каждый взрослый – птенчик на руках матери. А ваша мама, что говорила вам?

      – Говорила, что каждый человек, как птица, только не знает, что умеет летать.

      Женщина в белом зааплодировала и сказала: «Браво, как замечательно».

      – Она была русская или немка? – спросил офицер.

      – Она была мама. Я даже не знаю, родная ли? Такая была страна. Вам не понять. Простите.

      – Господа! Господа, давайте что-нибудь петь. Родное. Тихое. Вместе.

      – Давайте из Гёте! Нет, лучше Лермонтова: «Выхожу один я на доро-огу,