Ошиблись небеса. Мирослава Мэй

величайшей радости, козявка послушно и, главное, молча, ушла.

      Нина медленно брела по дороге. Возникшая ночью непонятная грусть не растворилась поутру, а почему-то усилилась стократ. Опять хотелось плакать. Не из-за обзываний или смешков. А просто так. Она не замечала никого вокруг. Шла и обрывала лепестки у ромашки, которой не повезло вырасти на обочине. Попадавшиеся ей на пути люди, спешащие навстречу трудовому дню, остались сегодня без «здрасти» и «до свидания». И ей было за это не стыдно.

      – Приветики, подружка! Откуда идешь спозаранку?

      Хозяина голоса признала сразу, но и он не стал исключением. Она не поприветствовала его даже взглядом.

      – Ты чего такая хмурая? Не отвечаешь. Каши мало съела с утра? –приставучий сосед нагнал ее практически у самого дома.

      Вокруг ног закружил спаниель, преградил путь, запросившись за лаской на грудь, а может, почувствовал ее печаль и снова хотел пожалеть. Собаки лучше людей. Понимают без слов. Она остановилась и приподняла Такера за передние лапы.

      – Ай-ай-ай, – запищала от боли.

      Собака царапнула израненную ладошку когтями. Слезы таки вырвались, ручьем полившись из глаз.

      – Что опять приключилось, плакса? – парень положил руку ей на плечо и слегка наклонился.

      Нина стёрла со щёк соленые капли, но они, будто в отместку, преподнесли ей прощальный подарок в виде новой жгучей боли в ладони. Она зарыдала, как маленькая.

      – Мать моя женщина! – Влад ужаснулся, глядя на ее руку. – Ты что, ее в мясорубке крутила? Из взрослых дома кто-то есть?

      Премиленький вчерашний лягушонок отрицательно покачал головой. Хотя сегодня она выглядела на стопроцентную царевну. Кто-то не поскупился на наряд. Белое в синий горошек платьице больше подходило для выходов в свет, чем для прогулок по пыльной сельской улице.

      – Так дела не делаются. Пойдем-ка со мной, полечим тебя немного.

      Он завел ее к себе в дом и приставил к раковине на кухне. Пустил воду, повернув винтик на кране, и взял кусок хозяйственного мыла, но вернул обратно в мыльницу: ребенок не доставал до струи. Пододвинув стул, он строго велел:

      – Вставай на коленки и давай мне свои культяпки. Если не промыть и не обработать ранки, то рука отсохнет и отвалится.

      – Неправда! – выпалила Нина серьезно, но просьбу выполнила.

      – Правда. У одного моего знакомого так было, – закивал головой Влад. – Ходит теперь с железными граблями вместо рук.

      – Врете вы все и не краснеете, – девочка подставила ладошки под холодную воду, сморщив носик. Он сочувственно поджал губы, намылил ладошки и осторожно смыл грязную пену с болячек.

      – Честно, не вру. Будет тебе урок, как совать руки, куда не надо.

      – Я их никуда и не совала.

      – Вижу. Вытирай, – подал ей белое махровое полотенце. – А я пока схожу за укольчиком. Пошутил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию. Нина взглянула на него, как на дурачка, приподняв брови, и театрально закатила глазки кверху. Он улыбнулся. Малявка не повелась.

      Влад