Иноагент. Виктор Телегин

пиздец охота.

      Ведрова сморщилась от боли, пронзающей поясницу и плечи, потянулась к рюкзаку. Во внешнем кармане торчала палка сырокопченой краковской.

      – Держи.

      Борисов отломил кусок, жадно вцепился зубами в краковскую.

      – А ты? – проговорил, неистово пережевывая.

      Анна отрицательно качнула головой.

      – Давай-давай, – настаивал Илья. – Нам нужны силенки для последнего броска.

      Ведрова нехотя взяла протянутый кусок.

      Борисов отошел в сторону, помочился на толстый ствол ели. Взглянул на часы.

      – Пора.

      Они спускались вниз осторожно, поминутно оглядываясь.

      Когда до железной дороги осталось метров двадцать, Борисов шепнул:

      – Присядь, Ань.

      И сам опустился на карачки, пополз, постанывая от ломящей боли во всем теле.

      Достигнув железной дороги, Илья принялся разбрасывать в стороны гравий прямо под рельсом. Пальцы его окровянились, на мизинце сломался ноготь, но Борисов не замечал этого. Когда под рельсом образовалось довольно обширное углубление, остановился.

      – Помоги.

      – Что?

      – Да рюкзак же, еб твою мать.

      Анна вцепилась дрожащими руками в лямки на плечах Борисова.

      Илья аккуратно уложил пакеты со взрывчаткой в углубление под рельсом, принялся устанавливать детонатор.

      – Что вы тут делаете, блядь?

      Борисов вскочил было, схватившись рукой за кобуру, но автоматная очередь прорезала его от груди до лба.

      Аня закричала. Тело ее товарища упало на рельсы, заливая кровью только что заложенную взрывчатку.

      Ведрова не пыталась достать пистолет, широко распахнутыми глазами глядя, как подходили к ней двое в форме Имперской Гвардии. Здоровые гвардейцы, снегиревские ублюдки с сытыми широкими рожами.

      – Что, сука, добегалась?

      – Не стреляйте, – прошелестела Аня, представив вдруг, что она тоже лежит на земле, как Борисов, и таращится в небо стеклянными глазами. – Пожалуйста, не стреляйте.

      Она зарыдала.

      Гвардеец пнул труп Борисова, посмотрел в углубление под рельсом, присвистнул.

      – Ни хуя себе. Взгляни-ка, Толян.

      – Да нечего там смотреть. Ясно – берлогеры.

      Толян вынул из кармана мобильник. Затренькал кнопками.

      – Алло. Алексей Иванович, тут такое дело. На сто двадцатом двух задержали… То есть, тьфу. Девку задержали. С ней пацан был, так мы его успокоили. Да. Берлогеры. Взрывчатку закладывали. Что, Алексей Иванович? Так точно, Алексей Иванович.

      – Ну, Толян?

      – Иваныч говорит, пристрелить суку, – гвардеец сплюнул. – Надо же чего надумали, твари, военный состав долбануть.

      Толян шагнул к Анне, замахнулся. Девушка вскрикнула.

      – Ты хоть понимаешь, блядюга, что война идет. Твоя страна кровью обливается, а ты поезд собралась взорвать, сука.

      – Да что с ней говорить, Толян. Завалить – да дело с концом.

      – Погоди, Андрюх, я хочу хоть что-то до этой твари донести. Может, хоть перед смертью мозги прочистятся.

      Толян снова повернулся к Ведровой, сжавшейся в комок, как намокший