Привет, дорогой дневник, я из России. Марина Тмин

имей,

      но осторожней.

      слово-граната

      каждому, кто стремится к открытиям, необходима отвага,

      существуя в рамках законов живописи

      в общепринятых нормах,

      общество ждёт вывешенного из окна пиратского флага.

      да, оно не готово. да, оно привыкло к подножному корму.

      функционирующей системе что станет эквивалентом?

      чистой воды безумие, вызов, брошенный массам,

      высеченное в скале «memento mori’ и ежемоментные

      пощёчины представителям

      буржуазного класса.

      если перевести на мысли – непонимание абсолюта,

      сваливание в кучу, совершённое гребенкой.

      один шаблон на всех. творец – это плут. жизнь – минута,

      муза – баба, беременная поэтским

      ребёнком.

      и лицо у вечности опухшее с пятничной водки.

      изменчивость – вот единственная константа,

      всем поэтам всех континентов, в крике дерущим глотки —

      молодость.

      слово-молот.

      слово-винтовка.

      слово-граната

      всех прощаешь

      всех прощаешь, желавших что-то с тебя иметь.

      приходит баба. переставляет горшки на окнах,

      признаётся, что её величают Смерть.

      но не за тобой пришла.

      просто что-то ей одиноко.

      проверяет, на месте ли препарат,

      пить который заставили не врачи.

      жалуется, мол, так редко ей кто-то рад,

      хоть смейся, хоть кричи.

      лезвия вытаскивает из закромов,

      ну порежься, говорит, клятву дай на крови.

      мне для зрелищности.

      я даже не вижу снов.

      я не пью мартини. там – лёд.

      у меня – бесконечное ОРВИ.

      пыль укладывает слоем на стопки книг.

      и хохочет: когда тебе их читать?

      милая, будет стирка, глажка, водка и злой мужик.

      будет всё как у всех.

      сядь.

      посиди у ног. я сплету тебе кошкину колыбель.

      а лицо у неё – кратеры, пейзажем – Марс.

      голос – скрипка. стонет. ревет метель.

      никого здесь, милая, кроме нас.

      я ко всем приходила. ко всем приду.

      что сто лет одиночества против вечной смерти?

      я расклеиваюсь – к собственному стыду.

      я наивный верующий, в прошлом – скептик.

      баба эта – черным черна.

      а ты даже не думаешь прогонять.

      в тебе бездна. совсем без дна.

      молча двигаешься. Смерть ложится в твою кровать.

      спи спокойно, милая, мне едва

      удаётся дышать. куда тебя заберу?

      по полу рассыпаются и разбрызгиваются слова,

      прожигая в тебе

      дыру.

      так у всех у нас в будущем только мрак.

      жуткое однообразие сонных дней.

      Смерть приходит к тебе со скуки.

      да просто так!

      ты глядишь и своё отражение видишь в ней.

      теперь

      когда индивидуальное задушило совместность и массовость,

      когда идиотизм задовлел над «хоть чем-то умным»,

      выяснилось,