Воспоминания о России. Александр Койфман

окна, жил еще один наш ученик – Валера Гринер; мы звали его всегда только по фамилии. Наверное, мы инстинктивно жались друг другу, так как он тоже был еврей. Небольшого роста, с ироническим взглядом на жизнь, он пытался компенсировать свои не слишком большие достижения в школьных предметах успехами в гимнастике. Но как гимнаст тоже высоко не поднялся. Мы часто гуляли с ним вечерами по улицам Волгограда (к тому времени его уже переименовали), особенно осенью во время дождей. Возможно, это было с его стороны что-то вроде проявлений мазохизма, а я просто гулял за компанию. После школы он пошел в военное училище, уехал позднее на Дальний Восток, и я потерял его из вида.

      С остальными ребятами класса, может быть, за исключением маленького Толи Сорокина, я не контактировал.

      Учился я довольно хорошо, то есть имел пятерки по всем предметам, кроме немецкого и русского языка. По русскому у меня не хватало грамотности. Обязательно умудрялся в диктантах, а позднее в сочинениях, сделать одну-две ошибки. С немецким языком было сложнее. Я его просто плохо знал, не более чем на тройку. Когда в девятом классе нужно было получать оценку в аттестат зрелости, мама всполошилась и договорилась с нашей учительницей немецкого языка, что та даст мне несколько дополнительных уроков. Наша старенькая немка была действительно немкой (с русской фамилией Матвеева) и имела очень чистое произношение. Я ходил к ней домой на уроки четыре-пять раз и, к моему удивлению, результат был потрясающий – я начал говорить, что раньше было абсолютно невозможно. Наверное, преодолел какой-то психологический барьер. В результате, я получил по немецкому языку в аттестат пятерку. И это была не натянутая, а заслуженная пятерка. Школьных навыков мне хватило, когда два раза в жизни пришлось по обстоятельствам взять на себя функции переводчика. Немецкие газеты я тоже мог читать (правда, не всегда был уверен в правильности интерпретации прочитанного), и даже на слух различал берлинский и швабский выговоры.

      Не могу сказать, что у меня были любимые предметы. Я одинаково относился к физике, математике, химии и истории. По физике (Ульянова Елена Ивановна) и химии (Елхова Дина Ивановна) были очень сильные учителя, и я попеременно ходил на физический и химический кружки. По математике была молодая учительница (Шибалкова В. Г.), вечно краснеющая, боящаяся потерять авторитет. А ученики всегда в таких случаях беспощадны. Это очень мешало. Да и читал я учебники по математике всегда с опережением, так что мне было не интересно на уроках. Тем более что всегда получал только «отлично», заканчивал контрольные задания задолго до конца отведенного времени. Наша учительница литературы (Кушнарева Жанна Эммануиловна) была очень интересной женщиной. Интересной во всех смыслах. Прекрасно знала свой предмет, всегда была хорошо одета, красивая, хотя нам она в ее тридцать восемь (примерно) лет, казалось уже староватой. Но улыбка у нее была молодая, и поддеть она могла любого из наших остроумцев. К сожалению, литература меня тогда не привлекала.

      С