Мосты в бессмертие. Татьяна Беспалова

Леночка вся в слезах, стояла рядом, тревожно всматриваясь в лица проходящих мимо людей.

      – Я знала, что ты придешь сюда, – проговорила Александра Фоминична, открывая глаза.

      Гаша окончательно растерялась.

      – Зачем вы сошли с поезда?

      – А как же иначе? – мать устало провела рукой по глазам. – Мне не справиться с ними без тебя. Если даже и суждено… так лучше вместе. Я не могу потерять и тебя.

      Гаша в изумлении смотрела в покрасневшие, подернутые усталостью глаза матери, и сердце ее сжималось от жалости и любви. Ах, мама! Где твои шелковые платья, где твои юные поклонники, шляпки, духи и вуалетки? Ах, бедная, бедная мама!

      Они побрели по замерзшей грязи к окраине Кутейникова. Угрюмая женщина указала им на проселок, ведущий к Горькой Воде. Сказала коротко:

      – Да тут недалеко, может, и добредете, а может, и подвезет кто…

      Проселок выбегал из селения в степь. На Ольку намотали все имевшееся в наличии тряпье и снова посадили Гаше на шею.

      – Не знаю, мама, правильно ли мы поступаем, – проговорила Гаша. – В степи холодно. Может быть, стоило бы дождаться следующего состава?

      – Если решила делать – не сомневайся, если сомневаешься – не делай…

      – Я не сомневаюсь, мама…

* * *

      Гаше запомнился хутор: стайка желтеньких огоньков посреди холодной степи. Они долго стучали в запертые ворота. Наконец им открыли. Женщина с обвисшим лицом с чадящей керосиновой лампой в руках посмотрела на них равнодушно.

      – Не пущу. И не просите. Знаю ваши слова наперед: дети больны, еды нет, крова нет.

      – Мы устали… – Леночка едва не плакала. Гаша и Александра Фоминична молчали.

      – Учите детей клянчить, – обвисшее лицо женщины исказила злая гримаса. – А сами на плечах немца тащите. Коли не смогли отбиться, не смогли родину защитить, должны были все поумирать. Ступайте прочь. Авось господь вас с миром приберет.

      И она захлопнула ворота.

      – Ну и что! – шмыгнула носом Леночка. – А я и не устала. И есть не хочу! И еще погуляю. А ты, Олька?

      Но сестра не ответила ей. У Оли зуб на зуб не попадал, ее бил озноб. Гаша бросила под забор узелок с бельишком, взяла девочку на руки, прикрыла полой пальто. Ах, как исхудала Оля в пути! Словно ссохлась, словно и ростом уменьшилась.

      – Ничего, – проговорила Гаша. – Я в Кутейниково спрашивала дорогу. Тут осталось километров тридцать, не больше. Как-нибудь дойдем. Горькая Вода не хутор. Горькая Вода – село. Там кто-нибудь да пустит.

      Пустая, степная дорога вела их от хутора к хутору. В одном из домов их пустили на ночлег и даже покормили, взяв в уплату за доброту серьги Александры Фоминичны. В другом доме они улеглись ночевать прямо на полу. Гаше плохо спалось. Она смотрела на оклеенный газетными листами потолок. Читала старые заголовки о трудовых победах, об успехах РККА в боевой и политической подготовке.