Далекий след императора. Юрий Торубаров

не сказал и пошел к выходу.

      – Эй, – окликнул его тот, – ты куды? Те, браток, надо искать деда Варлама, он у тя старшой, и ехать с ним.

      Дед Варлам, плечистый, грудь колесом, выглядел не совсем дедом. Так его прозвали за полуседые волосы до плеч, покрывавшие его голову, да густые стариковские брови. На это он не обижался. Но иногда, чтобы заткнуть рот не в меру болтающему, дед легко поднимал бочку, которую не могли осилить и двое мужиков, и спокойно ставил ее на повозку.

      Егор нашел его у погреба, откуда тот таскал припасы на стоявшую рядом повозку. Закончив работу, он стал веревкой увязывать поклажу.

      – Лови! – крикнул он подошедшему Егору, бросая конец веревки.

      Не ожидавший такой встречи парень все же сумел ее подхватить. На что дед одобрительно крякнул.

      – Щас иди простись с зазнобой и едем, – он подмигнул ему.

      А лицо выражало такую доброжелательность, что он сразу понравился Егору. Куда ехать, зачем, он объяснять не стал. Пока дед ходил в хоромы, Егор просидел все это время на корточках.

      – Сидай, Егорушка, – сказал дед, сдвигая груз и освобождая место для себя и Егора.

      Парень подивился, откуда дед узнал его имя. Потом догадался: дворский сказал.

      – Но-о! – рявкнул дед, когда они уселись, и щелкнул кнутом. Лошади пошли рысью, телега затряслась. Дед подтянул вожжи:

      – Тишить! А – то горшки побьются.

      Конь пошел тише. Дед, бросив конец вожжи себе на плечо, повернулся к парню. Глаза у него были добрые. Подувший ветерок поднял со лба его космы.

      – Простился? – дружелюбно спросил дед.

      Егор покачал головой.

      – Чего?

      – Да нету тута никого, – пояснил он.

      – А-а-а! – понятливо протянул дед, – тама осталась.

      Егор закивал, а дед почувствовал, что с парнем что-то неладное. Он скосил на него глаза. Лицо Егора посерело. Дед все понял.

      – Не горюй, парень, все будет хорошо!

      Легко ему говорить. Заглянул бы он в душу Егора. Своим вопросом дед расстроил парня. Все это время, за работой, он как-то не вспоминал ни свой дом, ни Марфу. А тут вдруг в его душе впервые поднялась тревога: вдруг Марфу отдадут за другого?

      И он был недалек от истины. Федор, отец ее, был настроен решительно. Заявление дочери он простить не мог. Дома ей, да и матери, которая, несмотря ни на что, вступилась за дочь, досталось. Если бы не сыновья, трудно сказать, чем бы все закончилось. В ответ Марфа перестала разговаривать. Молчала, как воды в рот набрала. Зато глаза смотрели решительно. Даже Федор не решался с ней заговорить, мудро решив, что время лечит.

      Все можно удержать, только не время. Вроде незаметно, а пролетел год после отъезда Егора, и Федор, посчитав, что настала пора решать судьбу Марфы, при встрече со старостой, который каждый раз донимал его одним и тем же вопросом: когда засылать сватов, дал согласие. Федор выглядел решительным, твердым человеком, которому возражать просто опасно. Староста пришел домой радостным. Торжествующе, потирая руки, прямо с порога, выпалил:

      – Все!