Кто исправит госпожу Чэн?. Лидия Милеш

в глазах прошептала та. – Там… В белом зале… Там…

      – Мейли, ты не видишь, я занята, – процедила Венлинг, не отрывая взгляда от учителя Ким.

      – Вы должны… Вам надо ЭТО увидеть, – не унималась помощница, и Венлинг ничего не оставалось, как сдаться.

      Но учителя Ким она решила не терять из виду. Надо хотя бы охране сказать о постороннем, пусть выпроваживают.

      Белый зал был заполнен людьми. Первые картины у входа, небольшие статуи и вазы, диван для отдыха, официанты, вино – сейчас ничего не интересовало гостей больше, чем картина на последней стене галереи. Венлинг ожидала интереса, но даже подумать не могла, что он будет настолько велик. Ажиотаж радовал ее вдвойне: мнение какого-то учителя Ким никогда не сможет затмить настоящие знания об искусстве. И почему она обратила на него внимание? Он даже не критик и не журналист. Он какой-то учитель. Что он вообще может знать?

      – Директор Чэн, посмотрите, – Мейли протянула планшет. – За половину часа нам поступило больше десяти заявок на покупку и это только от тех, кто сейчас в галереи.

      С пьянящим чувством победы Венлинг открыла одно из предложений и тут же с трудом сдержала пробивающийся крик. В описании вместо художника Ли Кона и его великолепного “Откровения” финальным экспонатом значилась картина какого-то Ю.

      Венлинг с такой силой сжала планшет, что экран едва не треснул, а ее пальцы побелели от напряжения.

      – Что? Что это значит? – спросила она, надеясь на сбой или глупую шутку.

      – Там другая картина, – голос Мейли задрожал.

      Не теряя ни секунды, Венлинг ринулась к злосчастному экспонату. Ее невысокие каблуки отбивали шаг по гранитному полу, и каждый этот шаг казался Мейли спуском гильотины.

      Планшет не врал. Главное место выставки было отдано изображению розовых пуант под старой кроватью. Пол и ножки кровати на картине были погрызены жуками и рассыпались от времени, все было в пыли и только одни пуанты блестели, словно волей своего создателя решили с холста поиздеваться над Венлинг. Был бы у них рот – злобно бы расхохотались. И что самое отвратительное, эти пуанты оказались до безобразия обычными, простыми и невзрачными. Среди такого количества эмоциональных, безумных, сумасшедших полотен выражающих все, что может чувствовать человек, они были блеклым пятном… Которое зачем-то понадобилось куче людей…

      – Кто это сделал? – чеканя каждое слово, обратилась она к побелевшей как смерть Мейли. – Кто заменил картину? И когда?

      Вопросов у Венлинг было намного больше, но она решила вываливать их маленькими порциями, чтобы получить хоть какие-то ответы. Впрочем, даже крохотного ответа ей дождаться не удалось. Вместо голоса Мейли всего в двух шагах раздался голос председателя.

      – Госпожа Чэн, позвольте вас поздравить, – взволнованно сказал он, приблизившись. – Я и не думал, что смогу отыскать здесь подобную жемчужину.

      Венлинг привычно улыбнулась. Чего ей хотелось меньше всего, так это упасть лицом в грязь прямо на открытии. И тем более не