В эфире Шорох. Стихи … – 2024. Басти Родригез-Иньюригарро

скрытый, запутанный,

      что кормится только нами,

      исчерчен моими маршрутами,

      исчерпан твоими снами.

      К нему любопытно тянутся

      трамваи стальными мордами —

      он тлеет во мгле под тяжестью

      асфальта чужого города,

      дрожит в пузырях игристого

      и жаждет иного топлива:

      фасадов, калиток, пристаней

      в зеленом вине растопленных.

      Край неба алеет исподволь

      за крышами-волнорезами,

      и дремлют трамваи, высунув

      свои языки железные.

      Качнутся их штанги чуткие,

      и фары устроят проводы,

      когда мы уйдём маршрутом,

      подсказанным старым городом.

      Кальяри

      I

      Нетерпеливым в раю не место

      меж виноградников и вендетт:

      стучишься в церковь – замóк, сиеста,

      открыта дверь – ты едва одет.

      Ты вроде дома, но заграницей:

      билеты, чартер, такси, отель.

      От Vermentino в глазах двоится?

      В знакомом слове – избыток «эль».

      Вот так и бродишь полдня, не узнан,

      от катакомбы до кутежа,

      и слышишь: «Эти, видать, французы —

      уж очень бледные для южан».

      На утро море, признав, целует,

      слюной солёной стирая грим,

      но Barcellona – одна из улиц,

      а Víа Roma ведёт не в Рим.

      Когда остывшая и рябая

      кайма песка ускользает в ночь,

      диджей незримый, шутя, врубает

      в кафе прибрежном Take me to church.

      II

      Хочешь клубок реалий

      перемотать? Изволь:

      розовый снег Кальяри —

      это всего лишь соль,

      мирто и лимончелло —

      вот тебе ночь и день.

      Что там опять заело?

      Стрелы и каравеллы,

      прелесть дурных идей,

      с вечера штиль – к беде,

      чем же теперь наполнить

      и паруса, и грудь?

      Улица Barcellona.

      Я не могу уснуть.

      Завтра (уже сегодня) —

      вторник, среда, четверг? —

      поиск любви Господней

      в тысячах лестниц вверх,

      в том, что опять некстати

      жгуче саднит рука,

      в солнце и циферблате,

      сорванном с ремешка.

      В сумерках, вниз по склону

      лёгок обратный путь

      на улицу Barcellona,

      где я не могу уснуть.

      бусины страшных сказок

      dedicado a la Sra. Madre Superiora

      колдунья

      С утра мутит и тянет к чудесам.

      Рифмуется в ускоренном режиме —

      инерция, течение. Я сам

      готов взлететь на воздух при нажиме.

      А что за место? Вифлеем, Бедлам?

      В груди до боли сжатая пружина.

      Пока я режу город пополам,

      колдунья заговаривает джина.

      Ей век за день – простейший алгоритм,

      а я уже двухмерен, и бесцветен,

      и невесом, и я ложусь на ритм,

      как парус, крылья и слова – на ветер.