Амаранты. Порабощенный лис. Forthright

основном старые. Запахов почти не осталось. Расскажу Сансе и Майклу завтра.

      – Это плохие новости?

      Серебристые уши заходили вперед-назад и наконец распластались по голове.

      – Точно нехорошие. Даже если нарушители ушли, они все равно здесь были.

      – Но чары держатся?

      – Судя по всему, да. – Уши Гинкго встали торчком, и он глянул в сторону окна. – Там кто-то рыщет.

      – Я попросила его помочь Сансе с патрулированием.

      – Да уж не повредит. У отца чутье в тысячу раз тоньше моего, и он правда может кого-то распознать. Но большинство следов вне пределов поместья.

      – Ничего страшного. Я убрала ограничения.

      – Какие? – моргнул Гинкго.

      – Все, о каких он попросил.

      – То есть к тебе можно обращаться с просьбами? А то от этой беготни по округе у меня зверски разыгрался аппетит.

      Парень перекатился на колени и подался вперед, но Цумико отпрянула.

      – Ну хоть чуточку, – взмолился он.

      – Тебе же не нужно.

      – Но все равно же хочется, – отвел глаза Гинкго.

      – На что это похоже? – спросила Цумико. – В смысле, разве у души есть вкус? Как ты вообще понимаешь, что ее ешь?

      – Подкорми немножко, и я постараюсь подобрать слова.

      Поддавшись любопытству, Цумико потянулась к застежке браслета, но Гинкго ее перехватил.

      – Не надо! Если раскроешься, он сразу поймет. – Подобравшись еще ближе, он пристроил голову у нее на колене. – Чтобы отец ничего не узнал, придется медленно.

      – Только чуть-чуть.

      Уловив струйку силы, парень довольно вздохнул, а когда Цумико принялась вдобавок гладить его уши, благодарно застонал.

      – Восторг, – пробормотал Гинкго.

      – Что?

      – Ты спросила, на что это похоже. От твоей близости кружится голова. Будто внутри разрастается что-то теплое и трепетное. Это как влюбиться в кого-то.

      Влюбиться? Что ж, сравнение имело смысл. Разве поделиться кусочком души – не то же самое, что подарить кому-то свое сердце? Цумико задумчиво хмыкнула.

      – А ты когда-нибудь влюблялся?

      – Сто раз. Но всегда ненадолго. – Он повернул голову, и оказалось, что лисы тоже умеют делать щенячьи глаза. – Вот даже знаю, что потом будет худо, но все равно устоять не могу.

      Он выпрашивал ее душу, как мальчишка – сладости. И Цумико не видела причин отказывать ему в том, чем с избытком наградила ее природа. Забота не есть сама любовь, но разве нельзя заботиться о ком-то с любовью? Как воспитанница Святой Мидори, она умела ценить подобное.

      – Скажи, что не против. – Гинкго всмотрелся в ее лицо. – Про меня в договоре ни слова, но я ведь живу тут. Скажи, что ты не против.

      Почему это выглядело так, будто Гинкго для существования требовалось чье-то разрешение? Каждая жизнь ценна – неважно, каким образом она зародилась.

      – Нам не нужен договор, чтобы быть друзьями. Ты волен выбирать меня так же, как я – тебя.

      – Значит, мы друзья. – Гинкго поднялся на колени и потерся о ее щеку. – Ты только в меня не влюбляйся. Я разобью тебе сердце,