В конце строки. Паула Гальего

и стал ползти, ползти, ползти, пока не дополз до конца.

      У двускатной крыши не было сильного наклона, но я все равно поскользнулся на паре черепиц и подумал, что было бы просто гениально упасть уже на финишной прямой, просто оступившись.

      Я отошел от края и заметил Элену, которая сидела у стеклянной крыши и смотрела на меня сверху. Она все еще сидела, подтянув колени к груди, распущенные русые волосы завивались на плечах, на ней были все те же самые кроссовки, в которых я ее видел, когда она не носила обувь для скалодрома. На ней был топ, в котором ей, наверное, было холодно, и капри, которые она, скорее всего, пожалела, что надела.

      Пока я потихоньку приближался, внимательный к каждому своему шагу, она в недоумении наблюдала за мной, и вот наконец я сел рядом с ней.

      Внутренний дворик остался внизу. Фонари еле-еле освещали самые высокие ветви деревьев, достающие до самой крыши. Между листьями проглядывали блики оконного света.

      А впереди – Мадрид.

      Множество освещенных дорог, золотистые здания, ясное темное небо без единой звезды и огни, сотни огней.

      На несколько секунд у меня перехватило дыхание.

      Затем локон Элены вырвался на волю и легонько коснулся моей шеи.

      Я повернулся к ней и вспомнил, почему она забралась наверх, на эту крышу, без какой-либо страховки.

      – Ты залезла на мою крышу, – бросил я.

      – Ага.

      Я посмотрел на дворик, на остальные крыши, на здания; обычно, чтобы это все увидеть, нужно было задрать голову…

      Я не совсем понимал, что должен был сказать, что убедить ее спуститься.

      – Я до этого здесь никогда не был, – прошептал я.

      – От этого вида захватывает дух.

      Я снова повернулся, чтобы посмотреть на Элену. Ее глаза блестели. Ветер был слабый, но накатывал волнами, время от времени раздувая ее волосы; ей приходилось убирать их с лица.

      – И правда, – признал я и снял с себя куртку, чтобы отдать ей.

      Элена посмотрела на нее так, как если бы я протягивал ей сковородку.

      – Тут прохладно, – пояснил я.

      – Я думала, ты пришел, чтобы спустить меня, – отозвалась она.

      – Ты нас слышала? – спросил я.

      Казалось, она за нами не наблюдала, но, возможно, звуки доносились через открытый балкон…

      Она покачала головой. У нее было особое выражение лица, отрешенный взгляд, наводненный всеми этими городскими огнями, пустой и в то же время переполненный всеми этими темными пустотами, из которых рождаются золотистые искры.

      – Я вас не слышала, но вижу, что они там внизу нервничают, – ответила она, наблюдая за нашими друзьями по ту сторону стекла.

      Все трое в ожидании смотрели наверх.

      – Надень куртку, Элена. Холодно, – повторил я уже мягче.

      Она неуверенно взяла ее:

      – Ты не хочешь, чтобы я спустилась?

      – Спустишься, если попрошу? – На ее губах появилась неуловимая улыбка. – Не думаю, что было бы благоразумно вытаскивать тебя отсюда насильно.

      Она надела куртку без лишних слов и натянула на голову капюшон, укрыв свой силуэт в тени.

      В