Отблески солнца на остром клинке. Анастасия Орлова

свои штаны, оделся и вышел. Зачинающееся утро приятно пощипывало голые плечи влажной прохладой, поднимало над травой молочную пенку тумана.

      Ярмарка закончилась, бродячие артисты уговорились отправиться в путь на рассвете, но теперь Айара вряд ли ждут спозаранку: один из побратимов вчера видел, с кем он ушёл, и, конечно, догадался – за какой надобностью. Да ещё и остальным наверняка растрезвонил. Айар ухмыльнулся. Худа не будет, если дойти до реки – окунуться, время есть. Айару не хотелось смывать с себя тёплый пряный запах Эр, но тревожное ощущение чьего-то взгляда усилилось настолько, что захотелось отскрести его от кожи мелким речным песком.

      Берег укутывала предрассветная тишина: ни рыба не плеснёт, ни ветерок не шелохнёт ветку орехового куста. Айар вошёл в холодную воду по колено, привыкая; вдохнул полную грудь хмелящей свежести. Чужой взгляд на его коже стал едва ли не осязаем: змеёй полз меж лопаток, шевеля волосы на Айаровом загривке, а обернёшься – никого.

      – Эр? – спросил Айар в пустоту.

      Отозвался лишь ореховый куст, зашумев листьями, а над водой разнёсся тонкий зов манка.

      «Охотится, что ли, кто? – подумал Айар. – Псов подзывает?»

      Вода вокруг его коленей зарябила, забурлила, закипела, оставаясь холодной, и Айар, подавившись бранным вскриком, выскочил на берег, отрясая с ног капли. Ветви орехового куста зашумели сильнее. Они гнулись и извивались, тянулись к нему и хлестали в стороны, расшвыривая орехи. Но ветра не было.

      – Что за шутки Неименуемого? – выдохнул Айар, и над его головой липкой паутиной полетел заунывный плач манка.

      Ореховый куст наливался тьмой, словно всасывая в себя всю предрассветную хмарь, и пульсировал голодным дыханием, и смотрел холодно, бесчувственно, как мертвец – живые так не смотрят.

      Вместо крика с губ Айара сорвалось лишь облачко тёплого пара. Следовало бежать, бежать и не оглядываться, прочь отсюда, но Айар стоял и смотрел, словно промороженная рыба, а тьма вокруг становилась всё плотнее, а липкая паутина манка – всё крепче.

      4. Спи свои сны

За тринадцать лет до государственного переворота в Гриалии

      – Боишься? – прошептал Каннам, повернувшись лицом к Ярдису, когда остальные мальчики заснули.

      Ярдис лежал на спине, на голом каменном полу – покрывало из шерсти авабиса он сворачивал и подкладывал под голову – и смотрел на высокий потолок кельи. В тусклом лунном свете по неровной каменной поверхности блуждали размытые тени, сплетаясь в узоры – всегда разные.

      – Ярдис! – прошипел Каннам, нетерпеливо тряхнув отросшей косицей. – Оглох?

      – Что? – Ярдис нехотя оторвал взгляд от потолка.

      – Боишься, спрашиваю?

      – Чего? – не понял Ярдис, и Каннам демонстративно закатил глаза.

      – Ну как же? Завтра нам обреют виски, и мы станем настоящими скетхами! Остальные нас будут называть брат Каннам да брат Ярдис, а не просто по имени.

      – А ты что же, пять лет тут прожил – и всё ещё не настоящий? –