Отблески солнца на остром клинке. Анастасия Орлова

возьму её, не вороного.

      – Кириа…

      – Я решила.

      – Пожалеешь ведь!..

      «Пожалею. Но меньше, чем если не возьму».

      – Тогда сейчас плати и сразу забирай. У себя я её держать не буду.

      Тшера полезла в нетугой кошель, туда же через её плечо заглянула и кавьялица, влажно фыркнула и, будто убедившись, что монет хватит, по-свойски лизнула раздвоенным языком Тшеру в ухо.

      – Прекрати, ржавая, – легонько отпихнула её Тшера. – Щекотно!

      – Ржавь, прекрати! – Тшера увернулась от языка кавьялицы и отпихнула красную в бурый крап морду; Ржавь в ответ недовольно фыркнула, обдав щёку хозяйки мелкими брызгами.

      На обрывистый речной берег наползали сумерки, там и сям росли невысокие ореховые кусты, вблизи которых Тшера устроилась так, чтобы наблюдать за происходящим на песчаной полосе у самой воды, оставаясь незамеченной. А понаблюдать было за чем: огненные жонглёры устроили представление, удивляя публику ловкостью и бесстрашием.

      Народ на ярмарку в Кестре́ле съехался со всех окрестностей, Тшере едва удалось урвать последнюю комнату на постоялом дворе. Работы ей здесь, вопреки ожиданиям, не нашлось, зато Биарий оказался при деле: развлекал детвору сладкими тянучками по своему рецепту, а взрослых – хмельным варевом из местных трав и ягод. Когда Тшера последний раз заглядывала на ярмарочную площадь, хвост очереди к Бировой телеге терялся где-то в темноте проулка.

      «Хоть не пустыми уедем».

      Она покормила Ржавь и взяла её прогуляться подальше от посторонних глаз. Кестрель считался городом, но мало чем отличался от больших деревень, в которых Чёрного Вассала провожали долгими взглядами: недоверчивыми, недобрыми или испуганными, но всегда – не в меру любопытными, и это раздражало.

      Тшера ушла на самую окраину, к реке, у которой набрела на огненное представление факельщиков. Близко подходить не стала, но поглядеть, укрывшись в темноте орехового куста, осталась: очень уж ловко и задористо работали полуголые длинноволосые парни. Языки пламени метались и кружились, выписывали сложные узоры под весёлые дудочные трели, выхватывали из тьмы подступающей ночи то белозубые улыбки жонглёров, то загорелые запястья, перехваченные кожаными браслетами, то блеск лукавых глаз. Усевшись на траву, Тшера прислонилась к костлявому боку свернувшейся рядом Ржави и раскурила трубку.

      – Вот ты где, едва отыскал! – раздалось над головой так неожиданно, что Тшера невольно вздрогнула.

      «Размером с гору, а передвигается, как облако по небу».

      – Ярмарка уже закончилась? – спросила, не оборачиваясь на Биария.

      Над ухом чем-то зачавкала Ржавь.

      «Принёс гостинец».

      – Ай, да разбредаются потихоньку. Я всё продал и пошёл, чего там делать.

      Под «всем» Биарий имел в виду и телегу, от которой велела избавиться Тшера: скрипучая повозка стала совсем ветхой и больше им мешала, чем служила.

      Тшера кивнула, не отводя взгляда от жонглёров, которые,