Я бегемот, но это неважно. Надежда Толстоухова

пройдёт быстрее. Сон не шёл.

      За окном темнело. Бенедикт знал, что осенью дни короче и что темнота ещё не обязательно значит, будто наступила ночь. Но душу сосала какая-то противная пиявка и хотелось плакать. Он снял с крючка в ванной большой папин халат, сунул руки в рукава и запахнул полы. Взял Котонога, положил его себе на грудь и сел на диван. Так папа сидел вечерами, пока ждал, когда Бенедикт выйдет из ванной, чтобы почитать ему книжку и уложить спать.

      – Ну когда же он вернётся? – сказал Бенедикт.

      – Ты же не у меня спрашиваешь, да? – откликнулся Котоног.

      – Не у тебя.

      Оба замолчали. Свет в квартире не горел, а шторы не были задёрнуты. Бенедикт, сидя на диване, видел, как за окном шли люди: мужчины и женщины, некоторые вели за руку малышей и о чём-то с ними беседовали.

      – Теперь я чувствую себя совсем никому не нужным. И совсем не знаю, что мне делать, – после долгого молчания произнёс Бенедикт.

      – Я тоже не знаю, что тебе делать. Но сейчас ты нужен мне.

      Когда папа пришёл, Бенедикт спал, сползши набок и положив голову на жёлтую диванную подушку. Его ноги неудобно свисали, но он этого не чувствовал. Папа поцеловал Бенедикта в лоб и погладил по голове, отчего тот коротко и грустно улыбнулся. Потом папа поднял Бенедикта на руки и отнёс в кровать. Он заметил, как по дороге из рук сына выпала странная игрушка. Вернувшись, папа поднял её и, слегка пожав плечами (мало ли откуда такое чудо могло взяться в их доме), отнёс в спальню и положил к сыну в кровать. Конечно, папа не заметил, как блаженно растянул Котоног все свои восемь разноцветных щупалец по подушке у головы Бенедикта.

      Глава 4

      Утром папа проспал. Бенедикт слышал, как он выключил будильник на телефоне и снова прилёг, а потом задышал глубоко и ровно. Их кровати стояли по углам небольшой спальни, и разделял их только рабочий стол Бенедикта, поэтому следить за папой было нетрудно. Бенедикт не стал будить папу, он лежал, глядя в потолок и размышляя. В школу совсем не хотелось. Новая встреча с Женей и ребятами казалась пыткой, которую он перенести не сможет. Обида и гнев снова зашевелились в нём.

      – Привет! – весело сказал Котоног в самое ухо Бенедикту. – О чём думаешь?

      – О том, как бы в школу не пойти.

      – Скажи, что заболел. Живот там, голова.

      – Как-то это… нечестно, что ли.

      – А не говорить тебе, чего можно ждать от этих од-но-класс-ни-ков – честно? Я бы твоего папу за это так и поджарил! – В глазах Котонога снова загорелся злой огонь.

      – Не смей злиться на моего папу! – шёпотом прокричал Бенедикт.

      Он отдёрнул одеяло и спустил ноги на пол. Прошлёпал к папиной кровати, залез в её тёплое нутро. Котоног смотрел на него со своей подушки и, к счастью, молчал.

      – Пап, можно, я сегодня в школу не пойду?

      Папа сонно открыл глаза, протянул руку к телефону, лежавшему на краешке стола Бенедикта.

      – Мы проспали.

      – Вот видишь. Можно, пожалуйста?

      Видно было, что папе тоже совсем не хочется вставать.

      – Ладно. Я