Фол последней надежды. Юля Артеева

тот момент, когда давала нам жизнь.

      И даже имена для нас выбирал уже папа. Он никогда не был особенно религиозным, но в тот момент, когда ему сказали, что мы с братом все-таки выживем, он решил, что у него Богом данный сын и дочка Ангел.

      – Слишком большая ответственность, – говорю я так тихо, чтобы Бо не услышал.

      Но он, конечно, слышит.

      – Твой Громов идет, Энж. Успеешь подобрать сопли?

      – Он не мой, – успеваю буркнуть я Богдану в плечо и вытереть об его футболку нос.

      – Фу, сопливая, – шепчет мне брат, но потешаться надо мной перед Ваней не начинает.

      Я жадно гляжу на Громова. Соскучилась. В груди приятно екает. Сам Ваня выглядит не особо радостным. Вид вызывающий, взгляд жесткий, а под штаниной голубых джинсов я вижу какой-то черный фиксатор.

      – Здорово, Гром.

      – Привет.

      Ребята жмут друг другу руки, а я страшно хочу поприветствовать Громова поцелуем в щеку, но не решаюсь. В голове мелькает картинка, как я шагаю вперед и прикасаюсь губами к его теплой коже рядом с уголком губ, но на деле я застываю, как деревянная кукла. И сам Ваня ограничивается кивком. Большего не заслужила.

      – Как ты? – интересуется Бо ровным тоном, и от этого Громов как будто расслабляется.

      – Жить буду. А вот тренироваться – нет.

      – Запретили? На сколько?

      – Пока на месяц.

      Брат вытягивает губы трубочкой и шумно тянет воздух, показывая, насколько это хреновая новость. Но этой реакцией Ваня почему-то остается доволен, даже улыбается и разводит руками. Мы разворачиваемся и идем к школе уже втроем. Ребята обсуждают уже что-то другое, когда меня, наконец, осеняет. Неужели Громов боялся жалости в свой адрес? Нащупав эту мысль, я прикидываю, как мне себя лучше вести. Очевидно, о травме спрашивать его не стоит. Бросаю на него затуманенный размышлениями взгляд, и он его ловит. Я с усилием сглатываю, но глаз отвести не в силах. И Ваня почему-то тоже удерживает этот зрительный контакт, а потом просто отворачивается к Бо и отвечает ему на очередной вопрос. Какая-то особенная энергия между нами, которую, как мне показалось, я почувствовала, в тот же миг пропадает. И я уже не уверена, что она вообще была.

      Хотела бы я не придавать значения таким мелочам, но они – это все, что у меня есть.

      И я иду молча, делая вид, что совершенно не заинтересована в их беседе, хотя исподтишка, конечно, внимательно прислушиваюсь.

      Пишу сообщение Аринке, бегло на ходу пролистываю соцсети, ни на чем не задерживаясь.

      Потом достаю из рюкзака бутылку с минералкой, но крышка сидит слишком плотно, открыть не получается. Быстро стреляю глазами в Громова, автоматически отмечая, как он прихрамывает. И решаюсь.

      – Вань, открой, пожалуйста, – состроив умоляющую мордочку, протягиваю ему бутылку.

      Может, мне стоило бы попросить об этом брата, но не буду же я тянуться к нему через Громова, верно? Это нелогично.

      Ваня, не прерывая разговора, берет минералку, с треском откручивает крышку и вручает мне обратно.

      Я, будто бы случайно, касаюсь его пальцев своими