Плохая мать. Маша Трауб

Александр Маркович.

      – Ты согласен? Без препятствий?

      – Конечно, кончено. Безусловно. Ты же знаешь, как я не люблю эти органы и бумажки.

      Жена замолчала. Тенор продолжал стучать по столу, выстукивая определенную мелодию. Александр Маркович гадал, что же за мотив. Что-то знакомое… под нее еще утреннюю гимнастику по радио передавали. Он начинал раздражаться, что никак не угадает, что за мотив, а спросить у тенора вроде как было неудобно.

      – Да, что касается имущества… – продолжила жена.

      Александр Маркович замахал руками, мол, какие разговоры…

      – Мы ничего взять с собой не можем… – сказала жена, – а деньги нужны. Ты не будешь против, если я продам инструмент? Тебе же он не нужен…

      Инструмент – рояль – был хороший. Очень хороший. Александру Марковичу было жалко с ним расставаться. В глубине души он мечтал, что однажды за ним будет сидеть Гоша.

      – Конечно, как считаешь нужным. Если еще что-то… – Александр Маркович сделал широкий жест рукой.

      – Нет… за мебель много не дадут… – задумчиво проговорила жена. – Хотя стенку можно продать…

      Все снова замолчали. Тенор выстукивал новую мелодию, которую Александр Маркович опять не мог угадать. Он сознательно себя накручивал, чтобы возразить жене, когда она заговорит о Гоше. А еще надеялся, что она и вовсе не заговорит. Забудет.

      – Саша… – сказала жена и замолчала, – нам надо решить с Гошей…

      Александр Маркович глубоко вздохнул, хотел возразить, но задохнулся, закашлялся и не смог ни выдохнуть, ни вдохнуть. Он лежал на полу с открытым ртом и видел, как жена кричит тенору: «Воды, скорее! Валидол дай, вон там! Саша! Саша! О господи, что ж это такое? Надо «скорую».

      – Не забирай у меня Гошу, – прохрипел Александр Маркович, поймав себя на мысли, что сцена похожа на эпизод из дешевой мелодрамы, – все что угодно, только оставь мне Гошу. Я же умру без него.

      – Да никто его и не собирался забирать! – кричала жена, выдавливая валидол и засовывая Александру Марковичу таблетку под язык. – Куда я его заберу? На чемоданы? Я сама не знаю, как жить буду! Я хотела тебя попросить себе Гошу оставить. На время. Пока мы не устроимся. А потом что-нибудь придумаем, я его заберу, конечно. Максимум через год. Но сейчас, ты же понимаешь. Ни работы, ни жилья… А там мы и тебе, и Гоше вызов пришлем. Обязательно.

      Жена сидела на коленях рядом с Александром Марковичем, держала его голову у себя на груди, гладила и целовала в макушку.

      – Что ж ты меня так путаешь? – приговаривала она. – Мне сейчас только твоего инфаркта не хватало.

      – Спасибо, спасибо! – говорил Александр Маркович, целуя жене руку.

      Тенор мерил шагами комнату и бросал оценивающие взгляды на рояль.

      Александр Маркович думал, что Гошу он не отдаст ни через год, ни через два. У жены начнется другая жизнь, другие заботы, и будет не до Гоши.

      Так, собственно, и было.

      В этот момент, как будто чувствуя, что его судьба решена, из соседней комнаты подал голос Гоша. Жена