Когда закончатся белые ночи. Анна Игоревна Романова

переспать с ним – все равно что сознаться в убийстве младенцев.

      Да. Дочери адвоката, способного разрушить за свою девочку всю его теневую сеть бизнеса, у Кира еще не было.

      И вот же подарок судьбы: не она для него, а он для нее – запрет! Сотни «нельзя» в ее голове наверняка жалят измученный навязанными догмами мозг.

      – Ну так что? Рассказать, чем именно я поделюсь с твоей драгоценной подружкой?

      – Ты больной.

      – Признаюсь, что мы переспали. А ты же так беспокоишься о ней…

      – Что?..

      – Ну-у. В ту ночь на тебе было белое белье. Я точно запомнил. Запомнил родинку. Вот здесь. – Чуть оттягивая круглый ворот белоснежной футболки, он дотрагивается до своей кожи над левой ключицей. – Запомнил, что после этого тебе было так плохо. Нет, прости. Та-а-к хорошо. Ещё бы. Я очень старался для тебя, Василиса. Ты знала, что способна кончить два раза за двадцать минут, если я сменю член на язык?

      Ее руки дотрагиваются до бокала с ледяным кофе.

      Она резко придвигает стакан к себе.

      Но тут же, словно обжегшись, отпускает.

      Ее щеки пылают ярче цветов мака; холодные ладони тут же прижимаются к – Кир уверен – горячей, нежной (навязчивое желание прямо сейчас провести по ее щеке языком едва не подбрасывает его со стула) коже; взгляд совсем потерян, как у закинувшегося очередной таблеткой экстази придурка-самоубийцы: глаза блестят, ведь омуты черных зрачков теперь похожи на черные дыры.

      Она часто моргает.

      Она сбивчиво дышит.

      Она, наконец-то, теряет самообладание.

      – Я… Это неправда… Это все… фантазии…

      – Да что ты говоришь? Разве ты не этого добивалась? Хотела ещё и под камерами, да? С ума сойти… А знаешь, что? Я не против. Давай, вперед. Готов даже получить уголовку за мнимое насилие. Но вот только на том видео, поверь, ты будешь явно не на стороне невинной жертвы.

      Кир резко замолкает. Василиса дергается, когда к их столику подходит официант. Она убирает руки от лица. Прячет ладони под стол.

      Смотрит, как перед ней сервируют ужин.

      Ее салат. Идеально начищенные нож и вилка в мягком бумажном конверте. Пожелание приятного вечера от парня в форменной рубашке.

      – Расслабься, Василиса. Я не такой козел, каким ты меня считаешь.

      Она бросает на него взгляд, от которого тон его речи меняется.

      Глаза слишком сильно блестят.

      Что ж. Да, мог передавить. Киру сложно понять, в какой момент нужно тормозить.

      – Откуда столько ненависти в мой адрес?

      Она достаёт вилку.

      Понуро переворачивает куски какой-то травы, кубики мягкого сыра, дольки груш. Препарирует и изучает содержимое тарелки так тщательно, что, вот интересно… С какой тщательностью она бы изучала его тело?

      Кир не ждет от нее ответ на свой вопрос.

      Она испытывает не ненависть. Хотя, может и ненависть. На себя, вероятнее всего.

      – Ты убиваешь людей, – тихо бормочет Василиса, глядя на свой разноцветный яркий ужин. – Ты подсовываешь им все это… Детям.

      – Детям?

      – Да. Ты даже не заботишься о том, чтобы при входе