Когда закончатся белые ночи. Анна Игоревна Романова

взгляд, едва заметное покачивание ногой под столом – натянутая струна ее нервов пусть неотчетливо, но проявляется во всем.

      Ее самоконтролю можно позавидовать: даже дыхание остается ровным.

      Но вот глаза… Глаза говорят ему слишком много.

      – Когда рядом такие типы как ты, да. Есть повод.

      Кир упирается руками в стол. Чуть приподнимается и нарочито тихо, так мягко, как только может, спрашивает:

      – И именно поэтому ты решила взвалить на себя тяжкий груз той, с кем я ей изменю?

      Секунда.

      Две.

      Уверен, в ее глазах он видит их. Вспотевших, запыхавшихся, движущихся в унисон и загнанных, словно породистые лошадки на скачках.

      Ведь ему, мать его, не может все это казаться!

      На третьей до Василисы доходит смысл.

      – Что?! – Звонкий девичий голос звучит чуть громче, чем положено в таком заведении; она все же отшатывается так резко, что стол трясется. – И давно у тебя галлюцинации?!

      Какая бурная реакция!

      То, что нужно.

      Кир и сам шумно выдыхает. Даже не заметил, что переставал дышать.

      Черт, как хорошо.

      Словно чистый кайф по венам.

      Он снова откидывается на спинку стула, пока она смущенно озирается по сторонам: ведь в такого рода ресторанчиках публика не приемлет столь бурное проявление эмоций.

      – Ну, ладно. Так и быть. Давай попробую еще раз. Ты ехала в клуб, заранее зная, с кем встречается подружка. Собственно, поехала ты вовсе не знакомиться со мной. Хотела подставить? Ты отлично подготовилась. Знала про наркоту еще до подслушанного разговора. И знала: мне насрать. Ни один клуб не зарегистрирован на меня. Я в них – никто. Официально меня там нет – и этим ты меня не прижмешь. Зато домогательство… О, в свете последних тенденций и моей, – он прочищает горло, – репутации… Тебе бы легко поверили. А тут еще и камеры. Ты ведь не подошла ко мне, предлагая себя. Ты ждала, когда в объектив зайду я, да? А дальше, – Кир пожимает плечами, – дело техники.

      Вот и все, сучка.

      Можешь ничего не говорить.

      К ее счастью, после его охренительно долгой речи приходит официант.

      Ее холодный кофе в высоком бокале с бумажной трубочкой опускается на стол. По запотевшему стеклу ползут капли воды; кубики льда еле слышно звенят на дне; пышная шапка из взбитых сливок, украшенных тонкими нитями карамельного сиропа, выглядит так, что хочется съесть ее ложкой.

      Он дает ей время прийти в себя для следующего раунда.

      Стоит Василисе перевести дыхание, как Кир продолжает: внимательно наблюдая за выражением и без того обескураженного лица, он набирает на средний палец немного сливок.

      И подносит руку к губам.

      Сладко. И да. Сироп карамельный.

      И ни капли отвращения на милом личике. Пусть Василиса сидит, не шелохнувшись, пусть все еще тщательно – просто мастерски, если уж быть честным – скрывает истинные эмоции, Кир их чует. Видит.

      Видит совсем немного – на миллиметры – приоткрывшиеся розовые губы.

      Видит, как румянее становятся – нет, не щеки – кончики ушей! Собранные волосы