Приходские повести: рассказы о духовной жизни. Наталия Черных

из-под земли:

      – Ваше благородие, госпожа княгиня!

      И на Вету высыпался целый мешок дешевой карамели. Карамель была щедро полита сильными духами. И карамель, и духи лежали где-то со времен Ветиного детства. Духи назывались «Красная Москва».

      – Наследство вам!

      Высказывание о наследстве перекрыл старческий голос:

      – Вот я тебе, соломенный!

      Зоркая не по годам матушка Ольга уже спешила к Мыкалке, грозя маленьким кулачком. Тот сделал пару шагов ей навстречу, встал на колени и, скрестив руки, тихонько воскликнул, умоляя строгую монахиню:

      – Государыня! Я должен был предупредить! Я должен!

      – Грешница я, – вздохнула матушка Ольга. Но Мыкалку поволокла за собой. – Неча пенять, рожа крива. Порядок нарушаешь.

      Долго еще слышалось Мыкалкино восклицание: я должен! Должен!

      Ночью, аккуратно на Великий Пост, Вете приснилась ее любимая кошка. Старенькую Касю отвезли под стены одной обители. Ирина Георгиевна вот уже несколько лет сокрушалась: жалела Касю.

      Вете приснилась Кася. Рыженькая, похожая на рысь, с белым пятнышком на кончике невероятно пышного хвоста и серебристыми кисточками на ушах. Кася пряталась в молодом ельнике. Теплый летний ветерок гладил пестренькую шкурку. Кошку совсем не было видно среди песчаника и растительности. По прозрачной опушке гуляли дикие перепелки. Маленькие темные курочки с крохотными крепкими носиками. На них-то и охотилась Кася.

* * *

      Вернувшись из Лавры, Стеша, допивая вечерний чай с ромашкой, вспомнила небольшое происшествие накануне.

      Матушка Анна напоминала Стеше торпеду. Ядерную боеголовку последнего поколения. Пожилой монахине дана была уникальная способность прокладывать себе дорогу в самой гуще людской.

      Поначалу действия Анны Феодоровны, до того, как она стала монахиней, вызывали у Стеши ужас. Вот, собрались души к исповеди. Священник приглашает, кого нужно. Кто правило дочитывает – шепчет. Кто свечи передает: просит. И вдруг возле аналоя появляется Анна Феодоровна: в шелковистом темно-синем пальто, в кружевной черной косынке, с букетом дорогих цветов и победным воплем:

      – Простите меня, я к исповеди! В монастыре молилась за своих родных батюшек!

      И – затор минут на сорок. После, как следствие: чрезмерная усталость, мысли врозь, священник торопит – хоть плачь. И в следующую субботу – точно так же. Однажды Стеша не выдержала и сказала, сжавши виски:

      – Теперь – ожидание на сто лет!

      Анна Феодоровна довольно часто влетала на исповедь ровно перед Стешей.

      Прошлой Пасхой Анна Феодоровна сидела возле храма на лавочке и всех усиленно просила о ней молиться: мол, очень сильно болеет. На больную она не походила никак. Старческие ноги выдерживали не только продолжительные богослужения, но и бесконечные провожания после.

      Спустя какое-то время Анна Феодоровна появилась в монашеском облачении. Как замечала Стеша, облачение на ней было всегда тщательно отглажено, чисто и ухожено. И будто всегда новенькое. Особенно хорошо было летнее, белое.

      Таинство